мне стало жаль старика, что так сильно нас напугал с Анжеликой. Всю оставшуюся жизнь работал, чтобы вину перед любимыми загладить. А виноват, может, и не он вовсе, а женщина, что за животом не следила и корсеты по старой моде тугие носила. Может упала где, но значения не придала. Да много чего может быть…
– Кэдрин, – окликнула меня тетя, выводя из задумчивости. – Сходи, подыши немного. А я пока дом проветрю. Перетопили за ночь.
– Хорошо. Платок накинь на плечи, на сквозняке не сиди, – погрозила я пальчиком, убирая за ушко выбившиеся каштановые кудри. – Я в библиотеку схожу. Посмотрю, что изменилось, и жива ли еще мадам Джоана.
– Да что с этой старой каргой станется? – хмыкнула весело тетушка. – Меня переживет.
И я пошла. Поразительно! За утро снег подтаял, солнце немного припекло, птицы поддержали своими песнями весеннее настроение. Но не надолго. Путь мой лежал по улице, что проходила вдоль злопамятного дома, и, как только я оказалась на довольно близком расстоянии от него, трель смолкла и сменилась тонким тоскливым напевом, что шла из его недр.
Я так и застыла, застряв сапогом в очередном подтаявшем сугробе. Взгляд мой уперся в темные оконные провалы, голые ветви густых деревьев нагоняли большей жути. Но мелодия рвала душу на части, в ней было море боли и страдания, призыв о помощи, жажда свободы. Невозможно было определить автора напева, не скажешь что отголосок женский, или детский, тем более мужской. Он просто звал из последних сил.
Меня, словно магнитом, медленно потянуло к объекту моего самого большого страха. «Неужели я себе сейчас пытаюсь снова доказать, что девчонки не трусихи?» – попыталась я поймать себя на мысли и остановиться. Бросить глупый порыв – пойти и проверить, что с этим домом не так.
Но скорости движения я не сбавила, наоборот, попыталась добраться до центрального входа чуть быстрее, ведомая внутрь, как на узде. Мыслями я протестовала, но не могла сопротивляться чужому волшебному пению.
На море объяснить подобный случай было бы проще, списав пение на магию сказочных сирен. Но мы то не на море! И тащит меня в этот ужасный особняк не столько любопытство, сколько невольное сострадание поющему существу.
Деревянные ступени заскрипели под моими ногами, обутыми в полусапожки. Я неуверенно и медленно толкнула дверь внутрь. Дерево хрустнуло, и замок с корнями из него выпал.
«Не слишком ли быстро дом обветшал? Ведь хозяина здесь нет всего шесть лет».
Передо мной открылся холл с обрушенной лестницей, под которой ранее прятался люк. Каков же был мой ужас, когда я поняла, что пение идет оттуда, причем более четкое и призывающее. Слов не разобрать, по-моему их и не было, это просто чувственный красивый Вокализ, в который исполнитель вложил всю душу.
– Я же не полезу туда? – спросила саму себя я полушепотом.
«Полезешь», – пришел уверенный и сумасшедший ответ в голову.
– Я боюсь темноты.
«Я
