тебя под утро домой привез. Опять свидетельствовала? – Издевается, однозначно.
– Нет, ну что ты, на этот раз принимала самое непосредственное участие в первых рядах.
– Митика…
– Он мой мастер-куратор по практике.
– Ты… ты в Новигор ночью ездила? – папа, видно, знал о происшествии в пригороде что-то такое, что обычным гражданам знать не положено, и это что-то его беспокоило. – Холины были там.
– Нет, я в другом месте ночь провела и с другим Холином, – прозвучало двусмысленно, но папа подозрительно успокоился.
Значит, инцидент на старом кладбище в массы не пошел, и даже в узких кругах о нем не всем известно. Инквизиторы спрячут дело под горой грифов и будут тихонечко рыть. Не удивительно, если информация о жертвоприношении распространится, будет скандал и фонтан общественного мнения. Очень, однако, удачно и вовремя немертые решили погулять.
– Не советую, – вдруг сказал папа.
– Что?
– Холин. Не советую. Уж лучше эльф, – папа отложил планшет и складочку между бровей потер, изо всех сил стараясь выглядеть лояльнее. – Сейчас уже совершенно не важно, кто поучаствовал в… изменении твоего магического статуса. Сделанного не вернешь, но с Холином ограничься, пожалуйста, рамками учебной программы.
– Пап! – возмутилась я подобным мнением о моем моральном облике. – Я, вообще-то, пока еще девица!
Второй советник и магистр Йон Тодор Ливиу был удивлен и раздосадован, потому как считал, что слышит из уст дитяти откровенное вранье.
– Не верю, – безапелляционно заявил он, а я обиделась. Очень.
– Можшшет мне тебе сссправку от целитсселя принесссти?
Ой, тьма, это я сейчас вот так шиплю? А что это такое синенькое по бокам мельтешит, как светляки?
Папин щит спеленал меня не хуже мокрого покрывала. Я проморгалась от синих пятен в глазах и покосилась на свои руки. В какой-то момент мне показалось, что они с когтями.
– Всё? Успокоилась? – поинтересовался папа, по-прежнему не выходя из-за стола. Его волнение выдавал только приоткрытый шире обычного второй глаз, светло-зеленый. Из-за давней травмы, полученной в тот страшный день в Иль-Леве, когда не стало мамы, веко наполовину скрывало ведьмачью зелень. Глаз был незрячий для внешнего, но магические потоки папа им видел не хуже, чем здоровым серым. Вообще, разноглазие было отличительной чертой Ливиу. У бабки Лукреции, к примеру, один карий, а второй желтый, как у совы. В сову она и обращалась, в болотную. Стойте, это получается, что я тоже теперь буду кем-нибудь? Что-то мне не хорошо…
– Мика?
– Не-не, все-все, я пойду.
– Сам тебя отвезу.
После того как папа оставил меня на крыше, на площадке для воздушного транспорта, я еще несколько минут пыталась выковырять из ушей выбившийся туда ветер. А если считаете, что ветром не может уши забить, то вы просто с папой на летали. Никогда не понимала этой его любви к подобному способу передвижения. Быстро, не спорю, но правил раза в два больше, чем для наземного транспорта. И потом, мне нравятся
