то клятвенно рычал обещая найти "преступников" самолично:
– Убью! Веришь, нет, Надюха, убью! Поймаю, найду кто это сделал и убью! – завершал "грозный мститель", свою речь, после перечисления нанесённых личному имуществу повреждений. Согласно поддакивающая мужу, со страхом поглядывающая на мужа Надежда Николаевна, время от времени накапывая себе в стакан из пузырька, то ли валерьянку, то ли пустырник, разбавив это дело водой из-под крана, дотягиваясь, не вставая с табуретки, произнеся "тост":
– И правильно, Юра! Убить!, убить их мало! Скоты! Скоты такие! Да как они посмели?! – опрокидывала в себя лекарство, как стограммовый выпивон. И убили бы они, однозначно убили, попадись им, в ту минуту, виновники их ущерба личному имуществу. Убили бы не задумываясь, яростно, жестоко, топча ногами, увеча всем, что попалось бы под руку. Только часам к четырём утра, женщине удалось уговорить, взбесившегося от посягательства на его "идола", мужика, выпить немного коньячку:
– Выпей, Юрочка, выпей, немного оно полезно, – убеждала мать, сама постоянно потихоньку прикладывающаяся к рюмашке, своего совершенно непьющего и некурящего, свихнутого на "здоровом образе жизни" супруга, – вот, смотри, где же это? А ладно, ты помнишь, я тебе уже показывала статью, кандидат медицинских наук, между прочим, пишет, что если немного – то полезно, а вредно – только когда много.
Немного успокоенный, ста пятьюдесятью граммами "Арарата", яростно рычащий из отца бес, был на следующую ночь, когда мама ушла на сутки, окончательно утешен тётей Зиной из соседнего подъезда, одной из многочисленных "тёть" Андрюшиного отца, к которым он не особо скрываясь, от делавшей вид, что она ничего не понимает, матери, регулярно "заныривал" для поддержки в здоровом и рабочем состоянии своего полового агрегата.
У обоих супругов, работающих посуточно на "родном" ненавистном им ЖБИ, была заветная мечта: выйти на пенсию, и, оставив жить в городской квартире повзрослевшего Андрюшу, самим перебраться на дачу, на постоянное жительство. Так, как это уже получилось у председателя их дачного кооператива, который вместе с женой, второй год проживал в построенном, из наворованного по стройкам, разнокалиберного кирпича, домишке с печным отоплением, уезжая в Москву только за пенсией и за продуктами.
Старательно дожевавший горку оладий Андрюша, немного посидел раздумывая: стоит или нет облизать опустевшую тарелку из-под сметанно-клубничной смеси. Потом сытно рыгнув и решив, что не стоит, дохлебав чай, вытерев лицо не совсем чистым кухонным полотенцем, оставив всю посуду на столе, для "пиршества" проснувшихся и гудящих вокруг головы мух, вылез из-за стола и переваливаясь как плюшевый медвежонок побрёл наверх. Сбросив с себя мамину кофту прямо на пол перед кроватью, упал на перекомканную постель и "зарылся-закопался" в неё, тут же проваливаясь в сон, как в глубокую тёмную яму.
– Ох, рано, встаёт охрана, – услыхал Андрюша, сквозь зыбкое пробуждение,
