style="font-size:15px;"> – Безбедно, – подсказал Хелье.
– Обет молчания – это очень удобно, – продолжал Гриб. – Не знаю, правда, как к нему отнесется посадник наш Константин … или Ньорор, предводитель варангских наемников … ну, может уговорят нарушить обет. Ах, да, Хелье … тебя ведь Хелье зовут? Противное какое имя. Польское, небось?
– Датское, – ответил Хелье.
Что он плетет, листья шуршащие, думал он, отвязывая бечевку, удерживающую сверд под робой в вертикальном положении. Откуда ему знать, зачем Любава понадобилась Ньорору. А Житнику-то она вообще ни к чему. Или к чему?
– Ну вот, датское. Дурной народ вы, датчане.
– Я не датчанин.
– Помолчи, дружок. Тебе сейчас полезнее всего помолчать. Потому как ты невелика птица, и за тебя мне никто медяшки ржавой не даст. Это спутник твой, то бишь спутница, которую беречь нужно, за нее награда обещана. А тебя можно и в расход. Ты просто сопровождающий.
– Кому именно обещана награда и кем? – спросил Хелье.
– Ага, – сказал Гриб. – Вижу, и ты не чужд корысти! Все мы, люди, одинаковы. А только не всем награду предлагают, а только тем, кто может ее заслужить.
– То есть, именно к тебе приходили люди Ньорора … и Житника?
– Не знаю, кто такой Житник. Но, да, приходили, конечно. В Новгороде кого сыскать – это лучше моих людей не найдешь. Все знают, везде бывают.
– Как Эрик Рауде, – подсказал Хелье.
– А?
– Нет, это я так просто.
За дверью раздались шаги многих ног. В помещение вошли сразу несколько мужчин и одна женщина совершенно зверского вида, простоволосая, в богатой, явно не ею самой и не для нее купленной, одежде.
Гриб лениво повернул к ним голову, разжал кулак, нехотя вытянул указательный палец и указал им, пальцем, на то место, где только что наличествовали двое монахов. Пришедшие завертели головами. Повернув голову обратно, Гриб вместо двух монахов увидел только одного. Те из пришедших, у кого реакция была лучше, вознамерились было метнуться – не к монаху, но к Грибу, что его неприятно поразило – и остановились.
– Стойте, будто вас к осине привязали, – сказал голос Хелье над ухом Гриба.
В этот момент Гриб почувствовал жгучую боль на шее, справа от кадыка.
– Не двигайся, – сказал Хелье.
– Ты … ты мне, хорла, горло порезал! Ты знаешь, что я с тобой за это сделаю?
– Темно тут, – сказал Хелье. – Не видно ничего. Был бы сегодня солнечный день, я бы так не спешил. Но ты уж не двигайся, а то ведь всерьез порежу. Как это в баяновой саге поется? … Впрочем, не помню.
Зверского вида женщина вдруг взвизгнула и отпрыгнула от Любавы, которую собиралась взять в захват.
– Скажи им, – сказал Хелье.
– Не двигайтесь, – приказал Гриб.
– А не найдется ли у вас, люди добрые, веревки покрепче? Вон ты вот, – Хелье безошибочно определил человека с веревкой. – Ну-ка, кидай ее сюда. Мне под ноги. Не сходя
