что стал жертвой шантажа, но в последний момент все же передумал убивать лорда. И не стал бы делать этого, если бы в дом внезапно не заявились друзья доктора. Сначала капитан не поверил ни единому слову убийцы, не желая осознавать фатальность произошедшего. Однако чем больше думал об этом, тем сильнее ощущал надрыв в душе. Ведь если бы они не встретили Вормака в таверне, братья не сыграли бы партию в шахматы и не узнали, что их разделение невозможно. Шут не расстроил бы Еву, и они не поехали бы к Мо, минуя ее дом. Не встретили бы Мадрука, и тот не застрелил бы лорда.
Вернись они хотя бы на пару минут позже, Мо остался бы жив.
Стром чувствовал себя отвратительно. Главное – не проболтаться о череде этих случайностей Еве, иначе она никогда не простит себе просьбы отвезти ее к лорду немедленно.
В дом на холме друзья вернулись уже днем, пребывая в самом мрачном расположении духа. Еще ночью все было хорошо: своей малочисленной, но бодрой командой они причалили к берегу, собираясь днем навестить Мориуса. И что же теперь? А теперь лорд мертв, Висмут ранен и находится в больнице, а Шут заливает горе в кабаке. Из живых и почти здоровых остались лишь Стром и Ева, да практически незаметный Шерл, прячущийся у нее в капюшоне. Дарий же в качестве сопровождающего всегда маячил рядом с некромантом.
Что касается почти здоровых. Оставшиеся в живых физически были целы, кроме Висмута, но души их отчаянно кровоточили. Тому, кто остается, всегда тяжелее, чем тому, кто уходит. Стром переживал потерю старого друга и учителя и с болью в сердце осознавал злой рок сложившейся ситуации, однако мыслями своими ни с кем поделиться не мог. Кроме того, он переживал за раненого Висмута, которого собирался забрать к вечеру на корабль и выхаживать лично, и за Еву, которая страдала из-за потери общего друга и неразделенной любви. Стром не только сочувствовал названной дочке, но и страшно беспокоился за нее, размышляя о том, как недавние события могут отразиться на ней, ведь Ева – носитель темного дара. С тех пор, как друзья узнали, что Ева – некромант, они старательно оберегали ее от всего, что могло бы поселить у нее в душе хоть каплю зла, но теперь… Стром не на шутку испугался того мимолетного взгляда, который Ева, уезжая, бросила на Мадрука. В этом взгляде отчетливо читалась ненависть, а вместе с ней ярость и непримиримая жажда мести. Это повергало капитана в ужас. Вместе со всеми этими думами он беспокоился за братьев, а в особенности за Килана, другом которого и являлся в первую очередь. Несомненно, тот придет в себя и научится жить со своей потерей, но сейчас капитану не хватало присутствия этого, как оказалось, самого серьезного шута на свете.
Конечно, было и чему порадоваться – скоро Эмпорий, на котором Вормак исправит шляпу, и тогда Стром сможет наконец вернуться домой. Но и здесь было то, что омрачало это радостное ожидание: вдруг дома его уже никто не ждет?
Дом Евы внутри было не узнать, и, увидев то, что с ним сотворил лорд, она расстроилась еще сильнее. Да, было красиво и уютно, но теперь все в нем будет напоминать о погибшем друге.
– Стало даже
