и подозвал нашу учительницу. Едва за ними закрылась дверь, как начался обычный бедлам: по классу летали ручки, тетради и записочки, мальчишки задирали девчонок, а девчонки – мальчишек. А я всё ещё чувствовала во рту горечь зависти. Ну почему я не умею использовать внешнюю магию?
Когда дверь снова открылась, как гром среди ясного неба прозвучал голос директора:
– Полина Метельская!
Недоумевая, я вышла в коридор. Директор и Виолетта Степановна уставились на меня как-то странно. А потом объяснили, что мою маму сбила машина и сейчас она в больнице в тяжелом состоянии. Пока она там, я поживу у соседки, тети Даши, она сейчас придёт за мной…
Вечером, лежа отвернувшись к стене на раскладушке в душной квартирке тети Даши (которая вовсе и не тетя, а скорее бабушка), я тихо плакала. Я боялась, что мама может умереть, и мне до конца школы придётся спать на этой раскладушке. Потом мне пришло в голову, что меня вообще отдадут в детский дом, и я заплакала громче. Но тетя Даша давно похрапывала на своей высокой кровати и ничего не слышала.
Я уже кое-что умела: могла заглядывать в будущее, хотя видения бывали путаными и непонятными. Но в тот момент мне никак не удавалось сосредоточиться, чтобы что-то увидеть. Я изо всех сил думала о маме, но вместо хоть каких-то мутных образов, видела лишь тьму. И эта темнота меня до дрожи пугала, я боялась, что от потрясения утрачу свои способности. Виолетта Степановна рассказывала нам, что такое бывает. Может, я и не самая крутая магичка и не умею заставлять предметы двигаться, но стать обычным человеком было бы смерти подобно.
Мне оставалось лишь надеяться, что скоро маму выпишут, и всё станет как раньше. Тогда я поняла, почему порой людям так важно знать будущее. Я пообещала себе, что больше не буду завидовать Ленке, а стану развивать свою силу. Не могу сказать, что действительно перестала завидовать, но всё-таки с того дня занималась на уроках магии гораздо усерднее.
Всю ночь моё воспалённое воображение рисовало во сне картины, связанные с мамой: то она на операционном столе, а к ней склоняется хирург в медицинской маске, то лежит в палате, а рядом тревожно пищат какие-то приборы, то я рыдаю над её бесчувственным телом. Иногда я вздрагивала и просыпалась в холодном поту. Я старалась убедить себя, что это лишь сон и засыпала снова, выдумывая ему новые, хорошие концовки. Иногда получалось, и тогда мне снилось, что мы пьем на кухне чай с блинами. А иногда накатывала беспросветная темнота.
На следующий день я проснулась такой разбитой и обессиленной, что не пошла в школу. Тетя Даша вызвала мне врача. Участковая докторша сказала, что у меня сильный стресс, и мне надо отдохнуть.
Я провела день, бессмысленно щелкая каналами на стареньком телевизоре, пока тетя Даша возилась на кухне. Ближе к вечеру ей позвонили. Телефон стоял в прихожей. Я задержала дыхание, но, хотя всё слышала, ничего не смогла понять по коротким «Да», «Нет», «Поняла, спасибо».
Вытирая руки кухонным полотенцем, тетя Даша вышла ко мне в комнату.
– Твоей маме сделали операцию, и теперь она поправится.
