разрешено свободно передвигаться по квартире. Уже обоим было ясно, что сбежать от дозы я не решусь. Только ночью, видимо, чего-то все же опасаясь, он закрывал меня в комнате. Иногда в квартире происходили какие-то встречи, и мне необходимо было угождать его гостям. За это доза. Остролицый вел дневник моих заслуг, ставя плюсики. И я с жадностью смотрела, как он лениво чертит очередной плюс, понимая, что за ним стоит долгожданная доза. И я, как верная собачонка, бежала за каждой возможностью быть полезной.
Моя жизнь разделилась на две части. Первая была страшна. Мой мучитель все так же терзал меня, частенько избивая до потери сознания. А вторая была долгожданным и заслуженным избавлением от этого ада. Тогда я возвращалась в бессознательность, где не было ничего, кроме кайфа, заполняющего каждую клеточку долгожданным забытьем.
В один из немногих спокойных вечеров мой хозяин зашел в комнату, которую я уже называла своей. Обрадованно привстав на кровати, я протянула дрожащую руку, где на синем от уколов сгибе спряталась вена. Но его худое тело не сдвинулось с места, остановившись возле грязно-белой двери. Пустые глаза смотрели на меня, не отрываясь. Белые губы кривились от отвращения.
– Настало время расплатиться за мое гостеприимство. Завтра выполнишь то, что я тебе скажу, и будешь получать столько наркоты, сколько захочешь.
Я жадно кивнула.
– С утра я тебя отвезу на вокзал. Ты должна будешь отдать кое-что нужному человеку. В свою очередь, возьмешь у него то, что он тебе отдаст, и вернешься ко мне, нигде не останавливаясь. Позднее я скажу, где буду тебя ждать. После этого получишь то, чего ждешь.
– А сейчас? Сейчас тоже? – я облизала сухие потрескавшиеся губы.
– Сначала выполни задание, – зло сказал он и хлопнул дверью. Я услышала привычный звук поворачиваемого ключа.
Истерично заорав, я бросилась к закрытой двери, царапая ее ногтями, глубоко вгоняя под все еще нежную кожу девичьих пальцев острые занозы. Наконец, осознав, что у меня сегодня не будет освободительного наркотика, я зарыдала. Но уже вскоре рыдания переросли в жалобный вой, затем в тихий скулеж, и, наконец, я забылась тревожным сном.
На утро стало еще хуже. Ломка полноценно овладела моим изуродованным телом, и я ни о чем не могла думать, кроме наркотика. Остролицый уложил меня на пол и неумело стал наносить макияж на лицо, видимо, пытаясь сделать из меня какое-то подобие человека.
Впервые я узнала, что прошел ровно месяц с той страшной первой ночи. В то же утро мне довелось увидеть свое отражение. От былой красоты не осталось даже следа. Впалые щеки, черные круги под глазами и землистый цвет лица состарили не меньше чем на десяток лет. Ярко бросались в глаза красные заживающие рубцы от ножа белобрысого психа. Шея имела синюшный оттенок – подарок с последней развлекаловки хозяина. Судорожная жалость заполнила мое незачерствевшее сердце, и я не смогла сдержать
