он с высоты своих довольно-таки юных лет затронул такую серьезную тему, как фатальность жизни. Страхом – потому что подсознательно боялся получить ту оценку жюри и зрителей, которая растопчет его и без того ослабевшее в последнее время самомнение до молекул. Инстинктивно, будто в поисках защиты и утешения, с надеждой он посмотрел на родителей… и застыл.
Дима застыл, и его остекленевшие глаза красноречиво говорили о том, какую эмоцию он сейчас испытывал. Отец залез в карман пиджака и достал телефон, всматриваясь в экран.
Тринь-тринь-тринь.
Звук предательства.
Нет, честное слово, Дима закрыл бы на это глаза, закрыл бы глаза на все недопонимания, которые были между ними, но отец принял вызов, встал с места и поспешно удалился из зала.
В приглушенном свете отбросила блик мамина белая эко-сумочка. Три секунды – и ее шарфик помахал Диме уже из дверного проема.
Дима не подал вида. Только внутри с оглушительным треском обрушилась наивная мечта о мало-мальской возможности разговаривать, наконец, с родителями на общем языке. Языке, который был важнее, чем любые языки мира – язык, на котором общаются без слов дорогие друг другу люди. Это был язык взаимопонимания. И он только что остался шальной мечтой, взбредшей в голову глупому мальчишке.
Остаток мероприятия Дима высидел еле-еле. Его кидало в две крайности – срочно что-нибудь сделать, вытворить и не делать совершенно ничего. Призовое место он не выиграл, но да плевать. Дима не питал себя ложными надеждами на этот счет, считал, что нужно просто понабраться опыта.
Дальше – туман. Дима трясся до работы сначала в метро, потом на автобусе, и ладно бы у него играла в наушниках музыка – на деле же он вставил наушники, чтобы приглушить звуки бурлящего вокруг мира, и не включил ни единой песни, даже из тех, которые он сохранил в отдельном плейлисте на случай, когда все идет откровенно хреново. Дима не хотел слышать ни единого звука, кромке звука мертвой тишины.
На работе он почти насильно заставлял себя быть улыбчивым и доброжелательным. Обычное «хорошего вечера!» он тянул из себя клещами – это был болезненный процесс. Благо, почти все свои пол смены он стоял за кофемашиной и лишь изредка взаимодействовал с гостями заведения.
Обычно Дима любил находиться в кофейне. Обычно ему нравилось переплетение красного, зеленого и белого цветов в интерьере. Обычно нравилось, что над каждым столиком висела красивая лампочка с белым минималистическим плафоном. Обычно нравилось, что кофемашина была не автоматической, а как положено двухрожковой, потому что при каждом изготовлении напитка он мог вложить свою душу в процесс: сначала постараться идеально ровно протемперовать кофейную таблетку, затем вставить холдер в кофейную группу, нажать на кнопку пролива и подставить стакан как раз в ту же
