к столу и, сняв кожаную фуражку, пригладил волосы рукой.
– В монастыре, товарищ Садовский, было сорок пять монахинь. Настоятельница и казначея арестованы, сидят у нас в подвале ЧК[13], мы их допрашиваем. Все остальные монахини разошлись на жительство в город по квартирам.
– По квартирам, говоришь? А вот теперь подумай, товарищ Коган, что эти оставшиеся сорок три монахини делают в миру? Я, например, ни на минуту не сомневаюсь, что они ведут контрреволюционную пропаганду среди несознательного населения.
– Думаю, ты прав, товарищ Садовский, – опустив голову, сказал Коган. – Хотя мы пытаемся держать этот вопрос под контролем, но разве за всеми уследишь?
– Это верно, не уследишь. А ты еще подумай о том, товарищ Коган, чтобы их вообще в городе не было.
– Есть у меня мыслишка, как без особых хлопот уладить все это дело, – оживился Коган, ближе придвигаясь к столу, – могу поделиться.
– Нет, нет, товарищ Коган, не надо, – брезгливо поморщившись, замахал руками Садовский, – партия и так тебе доверяет. Действуй самостоятельно, а потом расскажешь. Считай это заданием партии, а уж каким методом ты его выполнишь – это не имеет значения.
Две монахини шли с базарной площади вдоль монастырской стены. Позади них, понурив голову, плелся Степан с большой корзиной в руках. Поравнявшись с монастырскими воротами, монахини повернулись к ним и осенили себя крестным знамением с поклоном. Когда они разогнулись от поклона, то с удивлением воззрились на нишу, где раньше висела икона Иверской Божьей Матери. Там теперь красовался красный плакат.
– «КТО НЕ РАБОТАЕТ – ТОТ НЕ ЕСТ!» – прочитала надпись на плакате монахиня, что была помоложе.
– Охальники, – проворчала пожилая монахиня, – это же слова святого апостола Павла[14].
– Может, они и Бога признают? – робко сказала молодая монахиня.
– Признают, жди, – сердито сказала пожилая и повернулась, чтобы идти.
Степан, взявшись было за корзину, как бы нехотя заметил монахиням:
– Там, на воротах, вроде какой-то листок бумаги.
– А ну-ка, Степка, побеги посмотри, чего там, – попросила одна из сестер.
Степан подбежал к воротам, прочитал листок и, обернувшись к монахиням, радостно замахал им рукой, приглашая подойти. Сестры заспешили к Степану.
– Матушки, тут объявление, о том, что монастырь вновь открывают.
– Матерь Божия, – запричитали сестры, – читай, Степушка, читай вслух.
– «Сегодня в девятнадцать часов в трапезной монастыря состоится собрание всех монахинь, желающих открыть монастырь».
– Ой, батюшки, счастье-то какое, – всплеснула руками молодая монахиня, – прямо не верится.
– Никак Царица Небесная чудеса творит, – благоговейно перекрестилась пожилая монахиня, – раз уж здесь написано, так оно и есть. Пойдем предупредим остальных. Ты беги, Степка, к матери Иоанне и Сусанне, а затем обойди Пелагию, Зою и Игнатию, ты знаешь, где они живут. А уж там
Чрезвычайные комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем в 1918–1922 гг. – местные органы Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК).
«Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2-е послание к фессалоникийцам 3:10).
