на образ, который их олицетворяет, как они прорываются в публичное пространство и оскорбленные начинают говорить от имени образа. В такие моменты структуры идентичности, связанной с исповеданием, расой, этничностью или политической лояльностью, обнажаются и выходят на первый план[22]. В ситуации противостояния между различными группами значимые для них символы, в том числе священные изображения, приобретают намного большее значение, чем в мирное время, и превращаются в инструмент мобилизации.
Насилие против изображений редко существует само по себе. В ходе этнических или религиозных конфликтов, а также некоторых войн оно вписывается в масштабные волны уничтожения людей и символов, которые для них значимы, – прежде всего сакральных объектов и исторических памятников. Ровняя их с землей, стороны стремятся нанести удар противнику, выкорчевать его историческую память или стереть следы его пребывания на конкретной земле. Таких примеров не счесть. Тут и уничтожение армянских церквей на территории Турции после геноцида 1915–1916 гг., а потом на протяжении большей части XX в., и разрушение сербами и хорватами мусульманских памятников во время войны в Боснии в 1990-е гг. Архитектурные чистки тоже иногда называют «иконоборчеством».
Вандализм
У термина «вандализм» не такая давняя история. Он появился на свет в эпоху Французской революции и происходит от имени германского племени вандалов, которые в 455 г. взяли и разорили Рим. Его автором считается аббат Батист-Анри Грегуар (1750–1831), который поддержал революцию, выступал за отмену сословных привилегий дворянства и за реформу Церкви на новых началах. Несмотря на верность Республике, он критиковал эксцессы революционных толп, которые, атакуя символы монархии и феодального порядка (что, в его глазах, было верно), не щадили и шедевров искусства. Скорее, они не проводили между ними никакого различия и видели в статуях, рельефах и картинах опору монархии, сословного неравенства и церковного угнетения. Уничтожая памятники, оставшиеся от старого режима, они выражали свою ненависть к деспотизму, ликвидировали символы феодальных и церковных привилегий, прокладывали дорогу к обществу равенства.
Стихийное насилие сочеталось с централизованным террором против «бывших» и методичным уничтожением изображений королей, монархических символов, гербов и тех предметов, на которые они были нанесены. Аббат Грегуар писал в мемуарах, что придумал слово «вандализм», дабы покончить с тем, что оно означало (J'ai créé le mot pour tuer la chose). По его утверждению, вина за вандализм лежала не только на невежественных мужланах, но и на заговорщиках-контрреволюционерах и врагах-англичанах. «Только рабы и варвары ненавидят науку и разрушают памятники культуры. Свободные люди любят и берегут их»[23]. Конечно, и до Грегуара разрушителей памятников величали «готами и вандалами». Однако именно он превратил этот образ в полемическое понятие, которое используют до сих пор
Джонсон 2017. С. 120–121, 131–143; Gamboni 2002a. P. 94–95.
Цит. по: Ассман 2019. С. 106.
