пошла к задней двери, придерживаясь за борт машины.
Все шло по наихудшему сценарию – первая помощь на месте, транспортировка в стационар, сдача пострадавшего в руки специалистов после традиционной перебранки в приемном отделении – почему к нам, показаний к госпитализации нет, мест тоже, везите в другую больницу. Закаленная врач в таких случаях никогда голос не повышала, соглашалась немедленно покинуть приемное, но с условием:
– Отказ принять больного подпишите, – предлагала она, – и я уеду.
И место в палате профильного отделения тут же находилось. Вся волокита займет часа два-три, не меньше, на базу они вернутся в лучшем случае, к полудню, «газель» поедет в гараж грязной, в ведомости в графе «премия» Егор в конце месяца увидит короткий прочерк.
«Да и черт с ним» – Егор распахнул заднюю дверцу, вытащил носилки и вместе с фельдшером понес их к парковке. Падальщики к этому моменту осмелели, подобрались на расстояние, достаточное, чтобы их средства фиксации запечатлели происходящее. Егор молчал и по сторонам старался не смотреть, только удивлялся, уже, скорее, профессионально, чем зло. Что, скажите на милость, заставляет прилично одетого и без очевидных внешних признаков безумия человека, завидя кровь и кишки, сломя голову бежать и фотографировать все это? И не просто сделать один-два кадра, а потом проблеваться в сторонке, что есть нормальная и естественная реакция организма, а созерцать, к примеру, труп самоубийцы, шагнувшего из окна десятого этажа. Или сбитого машиной человека, еще живущего на инстинктах, на рефлексах, или жертву наркомана, проткнувшего случайному встречному глаз отверткой, не просто так, а чтобы без проблем покопаться в его карманах и сумке, если таковая имеется. Но наркоман – это уже вроде, как и не человек, с него спроса никакого, а эти… Вроде, хвостов нет, шерстью не обросли, клыков и когтей тоже не видать, и все же… «В дурку вас всех надо, оптом, и хорошему врачу показать, психиатру… А Игорь, скотина, так и не объявился» – Егор едва сдержался, чтобы не выругаться вслух, в очередной раз мысленно пожелал бывшему приятелю «всего хорошего», двинул плечом загородившего тропинку дядю в коричневом пальто поверх пижамных штанов, обошел дымящиеся останки машины и остановился.
Девушка сидела на обледеневшей траве, сидела, согнувшись в три погибели и надрывно кашляла: до слез, до испарины, до хрипоты. Ткнулась лбом в колени, вздрогнула и разогнулась рывком, подоспевшая врач попыталась уложить ее на спину, но девушка помотала головой и снова зашлась в кашле.
– Видал? – буркнула позади фельдшер, – отравление продуктами горения средней степени. Машина загорелась, когда она за руль села, дым повалил, дальше никто ничего толком не видел. Полицаи приехали и уехали сразу: трупа нет, претензий у пострадавшей нет, несчастный случай в чистом виде.
– Претензий? – Егор поставил носилки и посмотрел на девушку, на ее бледное, как ему показалось, с синевой, перепачканное сажей
