болтали кто об аппортах[24], кто о привидениях, кто о материализации эктоплазмы[25], кто об акциях железных дорог…
– Кто именно?
– Феи из глухих уголков сада. Я изучал рассказы о встречах с ними, начиная с античности и заканчивая современностью, но ни секунды не верил, что их действительно хоть кто-нибудь видел… точно так же, как и исследуя предания о вампирах.
– Разница, – ответил Исидро, – в том, что вампиры – существа вовсе не сверхъестественные. Мы просто довольно редко встречаемся и в большинстве своем достаточно умны, чтоб не показываться на глаза куда более многочисленным жертвам. Что же касается фей из глухих уголков сада, на их счет у меня, подобно всем собравшимся в этом зале, имеется лишь мнение, не более. Суть его такова: отрицать, что некоторые особы действительно видели духов стихий и даже имели беседы с призраками, я не могу, но глубоко сомневаюсь, что все претендующие на подобный жизненный опыт действительно пережили нечто серьезнее… обмана чувств.
Оценив формулировку по достоинству, Эшер заулыбался:
– А вам самому доводилось когда-либо видеть фей?
– Полагаете, они охотно покажутся на глаза вампиру?
С этим Исидро отвернулся.
«Туше», – мысленно признал Эшер и, сунув руку в карман чрезвычайно американского пиджака-смокинга, нащупал письмо от Лидии, полученное под вечер, по возвращении от леди Ирен. Затем он расправил плечи и напомнил себе, что все до единого в зале – жалкие суеверные бездельники и даже не протестанты, а сам он, милостью Божией, американец и, значит, запросто справится хоть со всей этой толпой хлюпиков-russki.
Твердым шагом проследовав к встречающим гостей, он был представлен хозяйкам бала, сестрам-двойняшкам, дочерям князя Черногорского, выданным замуж за кузенов царя, – темноглазым, статным красавицам примерно его лет, одетым с той самой изысканностью, которую англичанки приберегают лишь для приемов при королевском дворе. Едва Эшер приблизился к ним, рядом, откуда ни возьмись, будто улыбчивый джинн в зеленом мундире, возник князь Разумовский, вовремя вставивший пару хвалебных слов о широте взглядов мистера Пламмера, а заодно о принадлежащих ему солидных пакетах акций судоходных компаний и мясохладобоен. То и другое обеспечило Эшеру постоянный приток собеседников на весь вечер: аристократов и аристократок, утомленных «косностью догм» православной церкви и истово стремящихся «исследовать сферы, объявленные так называемой современной наукой несуществующими»; бледных, но энергичных отпрысков обширного сословия наследных профессиональных бюрократов, сотни лет правящих Российской империей, до краев переполненных любовью к «настоящей Руси, Руси подлинной, деревенской, разбирающейся в собственной душе лучше кого бы то ни было»; и, разумеется, шарлатанов – и местных, и заграничных, и вовсе лишенных каких-либо национальных черт, хватавших Эшера кто за плечо, кто под локоть, словно вознамерившись силой уволочь его к Вратам Просвещения, искательно заглядывавших
