поведения, правда, карабинейро?
Федор закурил в окно.
– Давайте споем в дороге, – предложил Хазин. – Я знаю одну чудесную песню…
– «Чесоточка»! – перебил Роман. – Споем «Чесоточку»!
Но спеть не успели, Федор свернул в сосновую рощу, и мы приехали. Грязелечебница не выглядела отреставрированной. Хотя я никогда не видел старых грязелечебниц севера России, но эта походила на несколько обычных длинных бараков, покрашенных белой краской. Чуть на отшибе стояла котельная, а между котельной и корпусами – деревянная с виду башня, похожая на водонапорную.
– Прямо как в Солигаличе, – сказал Шмуля.
– Это грязевая башня, – пояснил Хазин. – Тут зреет грязь.
– Вылезайте, – сказал Федор. – Там все готово. Вылезайте!
– Я тут полежу, – попытался отбрыкаться Роман. – Мне нехорошо…
– Там тебе полегчает, – пообещал Федор. – Витя, проследи!
Я выбрался из машины. И Хазин. Роман с трудом вышел. Под мышкой лира, под другой шашка.
– Нам в столовую, – махнул я рукой.
Я оглянулся. Федор пренебрежительно парковал «шестерку» у грязевой башни, расстояние не держал, тыкался бампером в кирпичный фундамент, правым бортом ломал кусты сирени.
– Федя, не надо ломать! – крикнул Хазин.
– Прямо идите!
Мы шли прямо под тоскливые музыки Шмули по направлению к столовой.
– В детстве так жить мечтал, – болтал Хазин. – Чтобы до утра с бандурой и шашкой… у главного энергетика… Зачем я на исторический поступал, надо было на бандуриста… Гуди, гудок!
– Гудок – это немного другое, – возразил Роман.
– Это не бандура, это лира, – поправил я. – Колесная лира…
– Лира с ручкой, хочу такую. Продам талант, заплачут разведенки… Крутись, ручка, пляши, жучка… Рыбу забыли!
Хазин сбегал за дельфином, мы подождали.
– Эта сволочь всю машину мне раскурочила… я ему счет… Гуди, гудец…
– Рома еще шашкой крутить умеет, – напомнил я.
– Этот Рома никакой не Рома, а сущий Шмуля, – сообщил Хазин громким шепотом в глаз дельфина. – Шму-ууля… Я ашкеназа за семь километров чую… За семь сорок… Короче, только пуля козака во степи сотрет…
– Я не Шмуля, – сказал Рома. – Я Рома. Ро-ма…
Мы приближались к столовой, шли по тропинке. Роман крутил мелодию, Хазин пинал шишки, я запнулся за корни. Приземистый корпус белел среди сосен, вокруг расставлены столы и мангалы, вкусно пахло жареным мясом и маринованным луком, в воздухе висел дым. Сосновый бор вокруг. Или кедровый.
– А мы вовремя, – сказал Хазин. – Я давно мечтал поучаствовать в барбекю. Это отдельная культура…
– А я нет, – возразил Роман.
– А мы с Витенькой да, мы с утра по-человечески не жравши, у врио одни фляки синие… А нам надо писать книгу. Шмуля, а если вот мы сейчас на тропинке встретим Пашу Воркутэна, а он тебе
