только одно место заросло густой травой. Я узнал крестовник и песчанку, а названий других сорняков не знал.
Мы рьяно взялись за прополку, пустив в ход все инструменты – лопаты, мотыги и грабли. Дора работала совком и сидя, потому что у нее все еще болела нога. Мы отлично расчистили заросший участок, выполов все противные сорняки и оставив только красивую коричневую землю. Мы работали как можно усердней и были счастливы, потому что трудились бескорыстно, никто и не думал занести наш подвиг в «Книгу Золотых Дел» (мы договорились записывать в эту книгу свои добродетельные поступки и добрые дела друг друга, если удастся заметить за кем-нибудь из нас что-то добродетельное).
Едва мы закончили и осмотрели прекрасные плоды нашего честного труда, как дверь хижины распахнулась, и вдовая мать солдата налетела на нас, как дикий смерч. Ее взгляд был подобен яду анчара – смерть тому, кто приблизится к этому ядовитому дереву.
– Вы злые, назойливые, мерзкие дети! – сказала она. – Неужели вам мало вашего огромного участка? Ползали бы по нему сколько угодно и портили там всё, что захотите! Так нет – вам приспичило вломиться в мой маленький садик!
Некоторые из нас глубоко встревожились, но мы не обратились в бегство.
– Мы просто пропололи ваш сад, – сказала Дора. – Хотели чем-то помочь.
– Проклятущие маленькие приставалы! – закричала вдова. Это было очень грубо, но в Кенте все говорят «проклятущий», когда сердятся. – Вы повыдергивали капусту и репу! Репу, которую мой мальчик посадил перед отъездом. А ну, проваливайте, пока я не отдубасила вас ручкой метлы!
Она набросилась на нас с метлой, и даже самые смелые из нас побежали. Освальд был «даже самым смелым».
Когда мы ушли от опасности, Освальд сказал:
– Капуста с репой выглядели в точности как сорняки!
– Вот что получается, когда пытаешься совершать золотые дела, – заявил Дикки.
Мы молча зашагали домой, полные угрызений совести, и тут нам повстречался почтальон.
– Письма для Рва, – сказал он и торопливо прошел мимо: он немного запаздывал с разноской почты.
Мы начали перебирать журналы и письма (почти все они были для дяди Альберта) и обнаружили открытку, прилипшую к журнальной обложке. Элис отодрала открытку и увидела, что она адресована миссис Симпкинс. Мы, как честные люди, прочитали только адрес, хотя по правилам чести вы имеете право читать врученные вам открытки, даже если они посланы не вам.
После жаркой дискуссии Элис и Освальд заявили, что не боятся, и вернулись к коттеджу. Элис держала открытку так, чтобы мы видели только адрес, а не исписанную сторону. С сильно колотящимся сердцем, но с виду совершенно невозмутимые, мы подошли к белой двери коттеджа.
Мы постучали, и дверь резко распахнулась.
– Ну? – спросила миссис Симпкинс.
Она говорила тоном, который в книгах называют «кислым».
– Нам очень, очень жаль, что
