не слабаки какие ходют, а железом увешанные, те еще резники. А вернулся кто с перевала-то? Ни один! Нет, Микула. Надо ждать, говорю вам. Даст комес из Майены помочь, тогда другое дело.
Микула отложил молот, снова сунул прут в угли. Угрюмо сказал:
– Не придет войско из Майены. Снова они подрались меж собой. Майена с Разваном.
– За что?
– А разве поймешь, чего ради благородные друг другу морды бьют? По-моему, со скуки, дерьмо прелое! – взорвался кузнец. – Вы видали когда комеса? За что мы ему, гадюке, подати платим?
Он вырвал прут из жара, так что аж искры посыпались, крутанул в воздухе. Чоп отскочил. Микула схватил молот, саданул раз, другой, третий.
– Когда комес парня моего прогнал, я его в Круг тамошний послал, помощи просить. К друидам.
– К чародеям? – недоверчиво спросил колесник.
– К ним. Но парень еще не вернулся.
Радим покрутил головой, встал, подтянул штаны.
– Не знаю, Микула, не знаю. Не моего это ума. Но все равно одно на одно выходит. Делать надобно. Как кончите, тут же поеду. Пора мне…
Перед кузницей на дворе заржала лошадь.
Кузнец замер, подняв молот над наковальней. Колесник лязгнул зубами, побледнел. Микула почувствовал, что и у него дрожат руки, невольно вытер их о кожаный фартук. Не помогло. Он сглотнул и двинулся к выходу, в котором четко вырисовывались силуэты конных. Радим и Чоп последовали за ним, совсем рядышком, чуть сзади. Выходя, кузнец прислонил прут к столбу у дверей.
Он видел шестерых, все на конях, в стеганках, усеянных металлическими пластинами, в кольчугах, кожаных шлемах со стальными наносниками, выходящими прямыми линиями металла между огромными рубиновыми глазами, занимающими половину лица. Они сидели на конях неподвижно, как-то небрежно. Микула, перебегая взглядом от одного к другому, видел их оружие – короткие копья с широкими остриями. Мечи со странно выкованными гардами. Бердыши. Зазубренные гизармы.
Напротив входа в кузницу стояли двое. Высокий вран на сивом коне, под зеленой попоной со знаком солнца на шлеме. И второй…
– Мамочки, – шепнул Чоп за спиной у кузнеца и всхлипнул.
Второй конник был человеком в темно-зеленом вранском плаще, но из-под клювообразного шлема на них смотрели бледные, голубые – не красные – глаза. В этих глазах таилось столько беспощадной, холодной жестокости, что Микулу пронял жуткий страх, ледяным холодом проникающий во внутренности, вызывающий тошноту, стекающий по спине к ягодицам. По-прежнему стояла тишина. Кузнец слышал, как звенят мухи, кружащие над навозной кучей за забором.
Человек в шлеме с клювом заговорил первым:
– Кто из вас кузнец?
Вопрос не имел смысла, кожаный фартук и внешность Микулы выдавали его с головой. Кузнец молчал. Уловил глазами короткий жест, который бледноглазый сделал одному из вранов. Вран наклонился в седле и наотмашь махнул гизармой, которую держал посредине древка. Микула сжался, невольно вбирая голову в плечи. Однако
