курс. Павел первый вызывал ее наверх, знакомил с заказчиком, и милостиво доверял отреставрировать очередную картину или миниатюру.
Лера всегда с трепетом ожидала задания. Она погружалась в свой мир, в котором ей было привычно и спокойно. Будь ее воля, она бы так и жила в этой мастерской, изучая мазки старинных мастеров, следуя за полосками света и тени, отмывая загадочные темные пятна на картинах, снимая старый, потрескавшийся лак, осторожными движениями стряхивая следы времени с портретов. Забирать работу домой воспрещалось строжайше. За ослушание сотрудники увольнялись. И Лера с сожалением каждый раз прощалась со своими работами, говоря им: «До свидания» и убирая в сейф, как велел начальник.
В последнее время работы стало настолько много, что у Леры даже скопилась очередь, хоть она и сидела, не поднимая головы. Шеф иногда спускался к ней и поторапливал. Или просил сделать реставрацию какой-то картины в первую очередь.
Однажды случилось невероятное: он взял ее с собой на выезд. Как он сказал: «Хочу посмотреть, как ты, Озерова, способна дать оценку произведениям!» Это было странно, потому что в их салоне работал целый штат профессиональных оценщиков, да Павел Аркадьевич и сам в этом неплохо разбирался. И никакого иного интереса, кроме профессионального, шеф явно к Лере не питал. Тогда, зачем было брать ее с собой? Всю дорогу она думала об этом, но когда переступила порог странной квартиры, больше похожей на музей, забыла о своих сомнениях. Картины, статуэтки, причудливые вазы, старинная мебель и сервизы в хрустальной горке – от всего этого захватывало дух. И Лера с порога с детским восхищением стала переходить от одного произведения к другому, узнавая руку мастера или вглядываясь в темные, едва заметные силуэты потемневших полотен.
– Боже мой, чья эта квартира? – спросила Лера шефа, когда немного улеглось ее волнение.
Лера оглянулась вокруг: мебель была старинная, но реставрации она явно никогда не знала. Обивка в некоторых местах вытерта до основания, на овальном столе обветшалая ковровая скатерть, тяжелые портьеры, закрывающие немытые окна покрыты таким слоем пыли, что кажутся бархатными. За мутными стеклами орехового буфета переливались кобальтовые вазы.
– Кто тут живет?
– Одна моя старинная приятельница, родственница, можно сказать. Она сейчас в больнице, но просила меня приглядывать за ее квартирой. Понимаешь теперь, почему я взял с собой тебя?
– Если честно, не понимаю, – пожала плечами Лера.
– Да любой из наших оценщиков, тут же разболтает кому не надо, что он тут увидел. А я волнуюсь за свою родственницу. Думаю, можно сделать несколько реставраций, пока ее нет. Так сказать, в подарок. А некоторые работы явно нуждаются в копиях. Ну, нельзя в наше время так беззаботно вешать на стены подлинники. Это, в конце концов, опасно. Такие картины нормальные люди хранят в банках.
– А со своей родственницей вы это согласовали? – С подозрением спросила Лера. Ей все меньше нравилась вся эта тема.
– Думаешь,
