коленкой. Я был. Я жил. Я что-то чувствовал, но ни черта не помню.
Из реанимации меня переводят в обычную палату. Каждую свободную минуту обследуют, заставляют отвечать на идиотские вопросы и безжалостно дырявят зад болезненными уколами. Моя речь постепенно приходит в норму, а ставшие ватными от долгого лежания ноги уже в состоянии удержать вес тела и даже довести до туалета. Часами смотрю на свое отражение, ставшее отныне совершенно чужим, и пытаюсь понять: за что. Неужели эта смазливая морда, что таращится из зеркала, заслужила подобное?
– Ретроградная амнезия, голубчик, – выносит вердикт полноватый доктор. – А так вы полностью здоровы.
– Амнезия, – перекатываю во рту слово, заменившее мне мое прошлое.
– Это обычная реакция на подобного рода отравление. Повторюсь, чудо, что вы вообще живы.
– К черту такую жизнь!
– Не горячитесь. Память вернется.
– Когда?
– Может быть, завтра, – сеет зерно надежды доктор, но тут же с корнем вырывает неокрепший росток. – А может, через год или два. Чем раньше вас найдут и заберут в привычную среду, тем больше шансов на скорейшее восстановление. Но, увы, вас никто не ищет.
Монотонные дни, однообразные, безнадежные, тусклые, неспешно сменяют друг друга. В больничных стенах они окрашены в серый и наполнены пустотой. Я все меньше верю врачам и их обещаниям, все больше ненавижу местного участкового, который совершенно не продвигается в моем деле. Меня раздражает смех медсестер, их ужимки и бессмысленный флирт; выводит из себя храп пожилого соседа по палате и аромат цитрусовых на его тумбочке. Одна только мысль, что эти апельсины ему заботливо передали родные люди, заставляет лезть на стену. Меня пожирают отчаяние и глухая безнадега, а вера в лучшее тает на глазах. Приступы ярости сменяются периодами тихой апатии, а желание жить угасает с каждым днем.
– Вы опять грустите? – Очередная сестричка с обворожительной улыбкой протягивает мне градусник.
Она будто специально дождалась, когда Федора Михайловича, моего соседа, заберут на процедуры, и прискакала попытать счастья. Интересно, на кой черт природа наградила меня слащавой рожей, на которую девицы слетаются, как мотыльки на свет огня?!
– Наверно, очень страшно остаться одному, – стреляет она глазками, заметив на соседней тумбочке связку апельсинов.
– Тридцать шесть и шесть. – Возвращаю градусник, всем своим видом давая понять, что говорить по душам не намерен.
– Может, вы хотите чего-нибудь? – Не доверяя термометру, медсестра прикладывает ладонь к моему лбу.
– Нет! – недовольно фыркаю и скидываю чужое прикосновение.
– Я могу помочь. – Не понимая намеков, девица присаживается на край моей кровати.
– Не надо!
– Не скромничайте! – Будто случайно, она пробегает кончиками нежных пальцев по моей руке. – Наверняка вам тоже хочется апельсинов или шоколада, а может, еще чего. Вы только скажите.
