упоминания о внутренней отделке Алёхово-Пущино и составлял эскизы интерьеров.
Но все это оказалось цветочками по сравнению с тем, что последовало, когда началось строительство!
Вяземский говорил настолько живо, с такими красочными подробностями и точными деталями, давал настолько меткие и точные характеристики людям, что Татьяна спросила, не занимался ли он когда-нибудь журналистикой, или писательским ремеслом.
Хозяин усадьбы ужасе откинулся в кресле:
– Упаси Боже! Да я и в школе сочинения терпеть не мог. Читать – да, люблю. Но вот писать самому – увольте.
А потом они гуляли по парку, угадывали где когда-то проходили аллеи, спорили, была ли на месте вон того бугорка, рядом с беседкой, разбита клумба, стоит ли полностью менять беседку или попробовать отреставрировать то, что есть.
Поднявшись по выщербленным ступеням, Таня села на круговую скамью. Камень вытягивал тепло, но вставать не хотелось. Казалось, она полностью отгородилась от внешнего мира, оставила за порогом беседки всю суету, все мелкие заботы, казавшиеся такими важными в городе.
Обернувшись, она вздрогнула от неожиданности. Рядом с гостеприимным хозяином стоял высокий широкоплечий человек с необыкновенно белыми волосами. Заметив испуг Татьяны, он учтиво поклонился и что-то прошептал на ухо Вяземскому, после чего отступил на пару шагов и словно растворился между деревьями.
– Это начальник службы безопасности, Олаф Сигурдсон, – объяснил Ян. – Он напугал вас?
– Скорее, удивил. Появился так неожиданно.
– Да, это он умеет. Военная подготовка.
– Олаф? Это скандинавское имя, так?
– Да. Олаф родом из Норвегии. Но мы сотрудничаем уже много лет и в чем-то он стал более русским, чем многие граждане России. Кстати, прекрасно говорит по-русски. Для меня он больше, чем просто служащий компании.
– Больше? Насколько? – Татьяна подошла к порогу беседки и смотрела на Вяземского сверху вниз. Очень не хотелось уходить отсюда, несмотря на поднявшийся холодный ветер, задувавший под короткую куртку.
– Он мой друг, – очень серьезно ответил Вяземский.
– Пойдемте, – протянул он руку гостье. – Олаф приходил сказать, что обед подан.
Не «обед готов», или «стол накрыт», а «обед подан», отметила про себя Татьяна.
Она ожидала, что обед подадут в каком-нибудь сногсшибательном зале, а сидеть придется на противоположных концах бесконечного стола.
Оказалось, обедает потомок древнего рода в небольшой, по меркам этого дома, комнате – чем-то средним между кухней и гостиной, сидя за деревянным, накрытым клеенчатой скатертью, столом.
Зато, как обедает!
Татьяна покраснела, когда сообразила, что с неприличной скоростью умяла здоровенную тарелку вкуснейшего борща и, с молчаливого одобрения сотрапезника, наливает
