особенно человеком европейской культуры, рационалистом. А вот шаманы, да и просто знающие люди относятся к ним со смесью страха, ненависти и уважения.
Вяземский выделил голосом слово «знающие».
– Ненависти? – удивленно вскинула бровь Таня.
– Именно. Цивилизация ацтеков показалась бы нам совершенно бесчеловечной. Судя по тому, что нам известно, другие племена, другие народы, служили им не более, чем источником рабов и ритуальных жертв.
Они медленно перешли к следующему экспонату. Татьяна почему-то мимолетно устыдилась, что там мало знает об этом удивительном народе, да и о Южной Америке вообще. Несмотря на любовь к истории, ее познания ограничивались фильмом Мела Гибсона «Апокалипсис», половину которого она просидела, прикрыв глаза от ужаса, да несколькими приключенческими книгами, прочитанными еще в юности. Это о Москве и Питере она могла говорить часами, но Америка… Тут она была полным профаном.
Словно почувствовав ее смущение, Вяземский негромко заговорил, ненавязчиво взяв на себя роль экскурсовода. Он рассказывал об истории каждого предмета, обращал внимание своей спутницы на тот или иной особенно интересный фрагмент узора или изображение божества и, постепенно, Татьяну полностью захватил его рассказ.
Мелькнула мысль, что он знает куда больше, чем показывает, но исчезла, не оформившись.
Незаметно, она прошли вдоль всего зала и возвращались по его противоположной стороне к дверям. Судя по всему, знакомых у Вяземского здесь почти не было. Лишь пару раз он кивнул неприметным мужчинам средних лет, в одиночестве стоявшим возле стеклянных тумб. Честно говоря, Татьяна была несколько разочарована – по знакомым можно многое узнать о человеке.
Почти у самого выхода они столкнулись с невысоким смуглокожим человеком в темном деловом костюме и белоснежной сорочке с жемчужными запонками.
Роль галстука выполнял кожаный шнурок, прихваченный у горла золотым зажимом, изображавшим, как показалось Тане, ацтекского воина, держащего в руке связку изломанных копий.
При виде Вяземского острые черты смуглого лица почти неуловимо исказились в гримасе неудовольствия, но почти сразу оно засияло лучезарной улыбкой:
– Ян Александрович! Какая приятная встреча! Я искренне рад, как это правильно – свидетельствовать свое расположение?
– Скорее, «своё почтение», если вы хотите использовать этот, несколько устаревший оборот, дон Мануэль, – сдержанно улыбнулся Вяземский.
– Да-да! То так! – восхитился дон Мануэль.
– Позвольте представить, Мануэль Лесто, мой давний знакомый. – отрекомендовал смуглокожего Ян. В слове «давний» проскользнул какой-то странный оттенок.
Латиноамериканец учтиво, как показалось Тане, даже чересчур учтиво, поклонился и, взяв ее ладонь, легонько сжал сухими горячими пальцами:
– Искренне рад познакомиться со столь очаровательной дамой! Искренне! Искренне рад!
– Моя спутница – Татьяна Владимировна Береснева. –
