это был король». По ходу встречи происходит диалог, раскрывающий тему фонтана:
«– Нравится вам этот сад?
– Нравится.
– Вы – льстец. Версальские сады лучше.
– Действительно, благодаря своим фонтанам.
– Конечно; я издержал бесполезно три тысячи талеров на проведение воды.
– И ни одного фонтана? Это невероятно.
– Господин Казанова, вы не инженер ли?
<Затем говорят о налогах и лотерее.>
Король очевидно начинал раздражаться; может быть, он чувствовал, что я прав. Я не возражал. Сделав несколько шагов, король останавливается и говорит мне:
– Вы – красивый мужчина, господин Казанова.
– Это у меня общее с гренадерами Вашего Величества.
Он повернулся спиной и приподнял слегка шляпу. Я удалился, убежденный, что не понравился ему. Но дня через два милорд маршал сказал мне:
– Его Величество мне говорил о вас; он намеревается дать вам здесь место».
Но предложили ерунду вроде надзора за кадетами, а бытовые условия ему не понравились. Еще Казанова профильно сообщал, что «…ничего не могу сказать о любовных похождениях этого короля: к прекрасному полу он чувствовал отвращение и антипатию, которых нисколько не скрывал». Справочники согласны: «Гомоэротические мотивы изобилуют в любимой резиденции Фридриха – Сан-Суси. Из окон кабинета Фридриха просматривается фонтан со статуей обнаженного Антиноя. В Новом дворце […] самая большая фреска изображает представление Зевсу юного Ганимеда». Собственно, доминирования гомоэротики в статуях не видно. Впрочем, я не в теме. Но тогда большое количество голых дам в этом контексте могло соотноситься не с физическими желаниями, а с чем-то иным. Какая-то у них была другая функция. Понятно, антично-мифологическая, но уж слишком конкретно они выглядят. И не такое уж качество, чтобы внешние формы стушевывались, оставляя только идеал. На стенах желто-белого дворца вообще дикие морды, еще и грязные. Грязь там уместна, физиологична, добавляет реальности. Может, все это просто чтоб гостям было приятно, ну и как в Версале. А Фридриху все равно.
Эти истуканы как уроки литературы. В голову заходят Дианы, Юноны, Юпитеры, Марсы, Муму, коты на цепи, бедные Лизы. Обживаются там навсегда, без них себя и не вспомнить. Нормативному российскому мозгу было бы удобнее, когда б не Марсы и Венеры, а полунагие Онегин и Ленский с нагими Таней и Олей. Тут и преемственность бы возникла, ходил же их автор в халате меж античностей Летнего сада. Или же статуи должны были конкретно излучать беззаботность, негу и блаженство?
Беззаботность здесь не безусловна. Один из комментаторов предлагает не считать, будто Sans, souci – именно она. Нет, «фраза отражает воззрения Фридриха на вопросы жизни и смерти». Он-де хотел умереть как философ. Устроить себе могилу возле дворца Фридрих II распорядился еще в начале стройки. Прогуливаясь с кем-то
