удаётся обхватить тяжёлую округлость и вжать ладошки в атласную туготу…
Сухов встал и осторожно прошлёпал к двери, боясь отдавить хвост коту. Спустился и вошёл в светёлку Олёны. Перешагнув порог маленькой комнатки, он замер, привыкая к тусклому мерцанию светца, в коем горела лучина.
Скрипнула кровать, и девушка легла на спину. Тёплое покрывало соскользнуло, обнажая груди, повторявшие формою опрокинутые чаши, и крутой изгиб бедра.
– Иди ко мне… – прошелестел в темноте вздрагивавший девичий голос. И Олег внял ему.
Глава 5,
в которой лёд трогается
Сухов так и прижился у дочери мельника, стал на постой в доме на Пасынчей беседе. А вот Пончик переселился во дворец – беречь особу великого князя киевского от хворей с поветриями. Ярослав Всеволодович прозывал Шурика на новгородский манер – Олександром, всюду таская с собой. Оттого друзья перестали часто видеться, но Олегу скучно не было – служба его протекала бурно, каждый божий день он то в драку ввязывался, то в дуэли вступал. Шестерых новиков сотнику пришлось похоронить, зато остальные сплотились ещё пуще, ещё злее стали. В одиночку по Киеву они не ходили, отправлялись, если надо было или охота пришла, впятером. Задевать их не перестали, но делали это с оглядкой – новики могли и навалять обидчикам, а если у них самих не получалось, за своих вступался Олег.
Интересно, что ни Акуш, ни Яким Сухова не трогали – они держались как бы в стороне. Но было у Олега подозрение, что именно воевода с окольничим и ставили все или почти все «батальные сцены», напускали на него безбашенных и отмороженных – заплатив, подпоив, оговорив.
Правда, бросаться на своих врагов, выяснять с ними отношения Сухов не спешил – выжидал удобного момента. Да и куда ему было спешить?..
Двадцать первого марта, на Сорок мучеников, киевляне встречали весну – они открывали ставни, счищали снег с крыш, раскутывали молодые яблони в садочках. В этот день Олёна принесла с рынка, прозванного на Подоле «толчком» пару тёплых, только что испечённых «жаворонков» – со сложенными крылышками и чёрными изюминками вместо глаз. Ещё одна примета весны!
Снега рыхлели и сходили, открывая солнцу чёрные пашни. Земля парила, наполняя хрустально‑чистый, студёный воздух запахами пробуждавшейся жизни. Только Днепр продолжал спать под холодным ледяным одеялом.
С самого утра Олег развёл суету – гонял своих новиков с горки на горку, сводил их в пары, и охотники‑промысловики неуклюже фехтовали увесистыми деревянными мечами – тяжело в учении, легко в бою. Сам Сухов стоял на пригорке да покрикивал. Тут‑то его и нашёл Коста Вячеславич58 тысяцкий, поставленный главным над полком новгородским. Это был грузный человек, чрезвычайно широкий в плечах, однако впечатление неуклюжести было обманчивым, на самом‑то деле Коста был весьма проворен.
– Здорово, Олег Романыч, – пробасил он и засопел.
– Здорово,
