летела в стороны клубами пена, и горячее дыхание вырывалось из раздутых ноздрей, в виде беловатого пара. Он был великолепен в диком гневе и прекрасен, как художественное произведение бессмертной природы. Я стоял очарованный, любовался этой картиной и забыл о смертоносном оружии, бывшем в моих руках. Только, когда зловещая труба снова прозвучала в чаще леса, я очнулся и вспомнил о реальной и грустной действительности. Страсть охотника победила мечты художника, грозное дуло винтовки вскинулось вверх, и грянул сухой, как удар бича, выстрел. Пораженный насмерть, зверь метнулся вперед, в надежде сделать гигантский прыжок, но упал на колени и потом грузно свалился на бок, судорожно подергивая задними ногами. Самки растерянно заметались по поляне и скрылись в чаще леса.
Сраженный нами изюбрь оказался крупным самцом, с огромными рогами о четырнадцати концах. Вес его вероятно превышал 200 килограмм, так как поднять его при потрошении нам никак не удалось.
Навалив на изюбря кучу ветвей и листьев (для предохранения от хищников), мы вернулись в зимовье, где и переночевали; а наследующее утро, на рассвете, снова охотились на изюбрей, при чем поменялись ролями: я трубил и подзывал зверя, а Бобошин стрелял и также взял одного старого, самца, с рогами о двенадцати отростках. В тот же день обоих зверей мы отправили на арбах на станцию Хайлин.
Вечером мы снова подманивали изюбрей на том же перевале, но только по другую сторону, так как чуткий зверь слышит запах крови издалека и не подойдет к месту, где был убит зверь.
Погода благоприятствовала. Днем выпал небольшой дождь и смочил листву. Ходьба по тайге была легкая, и сырость заглушала шаги, так что можно было подходить к зверю не слышно, не боясь его подшуметь.
Так же, как и в прошлый вечер, Бобошин стал с трубой недалеко от опушки леса, а я засел на конце поляны, замаскировавшись дубовым кустом, не обронившим еще своих засохших листьев. Вечерело, тайга потемнела, и ярко-красный закат предвещал на завтра холод или ветер.
Невдалеке, за увалом ревел старый изюбрь, и слышно было, как он бил копытами землю и сбивал рогами сухие сучья с кустов и деревьев. На звуки трубы он отзывался усердно, но не приближался, оставаясь по-видимому на месте. Вдруг, совершенно неожиданно, слева от нас, из зарослей раздался протяжный и тонкий голос молодого изюбря. Старик немедленно ответил ему густым угрожающим басом и очевидно направился к нему; судя по звукам его голоса, звери от нас находились шагов 400 и приближались друг к другу. Идти на рев было бесполезно, так как легко подшуметь, и мы решили ожидать, пока старик погонит молодого и пойдет в нашу сторону. Молодой изюбрь продолжал реветь то тонким голосом, то опуская звук до басовых нот. Тембр этого голоса был необычайный, хотя походил на изюбревый, но в нем слышалось что-то фальшивое и чужое, странно было и то, что молодой изюбрь ревел и быстро шел на встречу старому; обыкновенно же молодой отзывается на голос старого и стоит на
