там с молодым, но страдальчески искаженным лицом и глубоко вздыхал во сне: «Джульетта! Джульетта!» – Имя это зажгло мою душу, ужас мой пропал, я схватил и сильно потряс спавшего, крича ему: «Эге, приятель! Как это вы попали в мою комнату? просыпайтесь и убирайтесь, пожалуйста, к черту!»
Он открыл глаза и посмотрел на меня мутным взглядом.
– Это был дурной сон, – сказал он. – Благодарю вас, что вы меня разбудили. – Слова его походили на тихие вздохи. Я сам не знаю, почему человек этот казался мне теперь совершенно другим; та скорбь, которой он был полон, проникла в мою душу, и весь мой гнев обратился в глубокое уныние. Очень скоро выяснилось, что привратник по ошибке открыл мне ту же комнату, которую уже занял маленький человек, и что это я, ворвавшись туда, помешал ему спать.
– Я, вероятно, показался вам в погребке сумасшедшим и дерзким, – заговорил маленький человек, – припишите мое поведение тому, что меня преследует иногда призрак, который выбивает меня из всяких границ приличия. Разве с вами не случается иногда то же самое?
– Ах, боже мой, да, – отвечал я смиренно, – это было сегодня вечером, когда я снова увидел Юлию.
– Юлию? – неприятно взвизгнул мой собеседник, причем лицо его передернулось и снова вдруг сделалось старым.
– О, оставьте меня в покое, пожалуйста, милейший, завесьте зеркало! – сказал он, совершенно ослабев и оглядываясь на подушку. Тогда я сказал:
– Имя моей навеки погибшей любви, по-видимому, воскрешает в вас странные воспоминания, которые заметно изменяют приятные черты вашего лица. Но я надеюсь спокойно провести с вами ночь и поэтому сейчас завешу зеркало и тоже лягу в постель. – Маленький человек выпрямился, посмотрел на меня кротким и добрым взглядом своего юношеского лица, взял мою руку и сказал, слегка ее пожав:
– Спите спокойно, я вижу, что мы товарищи по несчастью.
– Так и вы тоже?
– Юлия, Джульетта… Будь что будет, но вы имеете надо мной неотразимую власть, я не могу иначе, я должен открыть вам мою сокровеннейшую тайну, – после вы можете меня презирать и ненавидеть.
С этими словами он медленно встал, завернулся в белый халат и тихо, точно привидение, проскользнул к зеркалу, перед которым остановился. Но зеркало чисто и ясно отражало обе свечи, обстановку комнаты и меня самого, но фигуры маленького человека там не было видно, ни один луч не отражал его низко склоненную голову. Он подошел ко мне, лицо его выражало глубочайшее отчаяние, он пожал мне руку и сказал:
– Теперь вы знаете мое безмерное несчастье; Шлемиль, эта чистая, добрая душа, достоин зависти сравнительно с таким отверженцем, как я. Он легкомысленно продал свою тень, а я… я отдал свое отражение в зеркале ей, ей! О-о-о!
С глубоким стоном, закрыв глаза руками, шатаясь, подошел он к постели, в которую сейчас же бросился. Я стоял неподвижно. Гнев, презрение, ужас, участие, сострадание – я сам не знаю, что поднялось в моей душе за и против этого
