бери все! – предупредил Маниоро. – Оставь половину нашим крылатым друзьям, а не то они умрут.
Лойкот не ответил. Его учили этому с детства, а теперь он был мораном, познавшим мудрость дикого мира. Бросив на землю дымовую трубку и пангу, парнишка ловко соскользнул по стволу, спрыгнул с нижней ветки и легко выпрямился.
Все четверо сели в кружок и разделили соты. В ветвях защебетал, запрыгал, напоминая о своем присутствии, медоуказчик. Маниоро осторожно обломал края сот, наполненные белыми личинками, сложил кусочки на большой зеленый лист и взглянул на порхающую над головой пташку:
– Идем, меньший брат, ты заслужил награду.
Отойдя в сторону, масаи положил лист с угощением на небольшую полянку и возвратился к костру. Едва он отвернулся, как птичка слетела на землю и, нисколько не смущаясь присутствия людей, приступила к трапезе.
Теперь, когда традиции и обычаи были соблюдены, охотники смогли наконец насладиться добычей. Сидя вокруг лежащих горкой золотистых сот, они отламывали сочные куски и запихивали в рот, урча от удовольствия, высасывая мед, выплевывая воск и облизывая липкие пальцы.
Леон еще никогда не ел такого меда – темного, дымчатого, собранного из нектара цветков акации. Мед этот обволок язык и нёбо такой невероятной сладостью, что он едва не задохнулся от удовольствия, а глаза наполнились слезами. Леон зажмурился. Незнакомый, густой и пьянящий аромат ударил в голову. Сотни иголочек вонзились в язык. Переведя наконец дыхание, он почувствовал, что вкус опустился глубже, в горло. Сглотнул и выдохнул, резко и с шумом, как будто хватил крепчайшего шотландского виски.
Хватило нескольких кусочков. Больше он просто не мог. Некоторое время Леон смотрел на остальных, потом поднялся и отошел, оставив спутников предаваться обжорству. Его ухода никто и не заметил. Взяв ружье, он неспешно зашагал в направлении высохшего русла. Растительность становилась все гуще и гуще, так что в конце пришлось буквально продираться через кусты. Вырвавшись из цепких объятий последних веток, Леон оказался на берегу. Сезонные разливы превратили его в отвесную стену в шесть футов высотой, под которой лежало само русло – широкая, в добрую сотню шагов, полоса мелкого белого песка, истоптанная тысячами лап и копыт животных, пользующихся ею как своего рода автострадой.
На противоположном берегу стояла могучая одинокая смоковница с обнаженными и переплетенными, как клубок спаривающихся змей, корнями и тянущимися через высохшее русло ветвями, унизанными пучками маленьких желтоватых фиг. Стайка жадно клевавших плоды зеленых голубей вспорхнула и унеслась, напуганная внезапным появлением человека. В тишине захлопали крылья. Птицы развернулись и стрелой умчались вдаль.
Под раскинувшимися ветвями смоковницы возвышались несколько песчаных холмиков. Внимание Леона привлекли разбросанные между ними пирамидки слоновьего помета. Держа ружье в руке, он спрыгнул с берега. Мелкий песок смягчил удар, зато ноги провалились в него по лодыжку.
