куший баклажян!
И с хохотом ускакала дальше, аллюр три креста.
Бежала по Пироговке – снег хрустел под ногами, в свете редких фонарей посверкивали снежинки. Налетал ветер, взметал клубы белой трухи.
Повезло – подкатил «пятнадцатый». Он, конечно, был битком, но Мирра привычно ввинтилась между полушубками, ватными телогреями, драповыми пальто, отвоевала свои полквадрата жизненного пространства. Перевела дух.
От нечего делать стала рассматривать свое отражение в черном стекле.
Физиономия круглая, как мяч. На лоб свесилась растрепанная русая челка, выбившись из-под шерстяного, по-пиратски завязанного платка.
Скажем со всей пролетарской прямотой: не Мэри Пикфорд. Глаза – километр один от другого, скулы – картинка из медицинского атласа «Лицо человека, покусанного пчелами», нос типа «Картофель мелкий, обыкновенный».
Но Мирра из-за своей внешности не переживала. Во-первых, французский классик Марсель Пруст сказал: «Оставим красивых женщин мужчинам, лишенным воображения». А во-вторых, с красотой мы еще разберемся, на то есть Мечта.
В Доме Мосгубрабиса, Московского губернского профсоюза работников искусства, Мирра не сразу разобралась, куда идти, – вестибюль был весь завешан объявлениями.
«Вечер спайки рабфаковцев с тружениками балета». Не то.
«Доклад о гражданской войне в Китае». Интересно, но опять не то.
Лекция для работников комхоза. «Творческий подход к снегоборьбе». Хм.
«Пути разрешения галошного кризиса». Тьфу на вас.
А, вот:
«Овальный зал 8 ч. веч.
ПОЛОВОЙ ВОПРОС ПРИ СОЦИАЛИЗМЕ.
Выступление секретаря Красного Спортинтерна тов. Ганса Лемберг.
Свободный диспут».
В Овальном зале раньше, наверно, находилась гостиная или, может, музыкальный салон. На расписном потолке по-над облаками парили пухлые нимфы с лирами, дудел на свирели козлоногий Пан. Старый мир улетел на небеса, оставил землю новым хозяевам.
Они сидели густо и тесно – шумные, молодые, черт-те во что одетые. Оборванцы-победители. Те, кто был ничем, а стал всем.
Мирра оглядела затылки (ни одного седого или плешивого), выискивая Лидку.
Увидела ребят с факультета.
Они замахали:
– Носик, давай к нам!
Один парень из последнего ряда (чубатый, веселоглазый – очень ничего) обернулся на Мирру, подмигнул:
– И правда – носик-курносик.
Такая у Мирры была фамилия – Носик. Мать рассказывала, что в прошлом веке, когда вышел царский указ переписать всех иудеев, в городки и местечки приехали чиновники, стали евреев заносить в книги. Быстро скумекали, что тут есть чем поживиться. У евреев фамилий отродясь не бывало, и казенные ловкачи устроили торг: кто платит – получает
