век, не просто так. Порядок, у Лёвушки настроение исправится, а то в автобусе был злой, как пиранья. Думала, на людей станет кидаться.
После ужина темно, слава богам! Совсем не хочется вечер посвящать копанию. Вообще-то мне нравится, но только не в темноте. Хотя со Льва станется под фонарями копать. А если Дизеля к этому привлечь, он с фантазией подойдёт – факелов наделает, воткнёт по периметру раскопа. Было уже такое, я помню. Но не сегодня, а когда учитель находил что-нибудь интересное. Или чуйка бы включилась – такой говорит, когда ему не сидится, только бы копать, копать. В такие дни, когда у него чуйка, мы и правда что-то интересное находим. Бусины, кости. Ну, такое.
А мне сегодня как-то неохота ночью в земле рыться. Пусть уж лучше Дизель поёт, что ли. Ирка опередила его, говорит: «Спой, Дизелёк, а то после такого ужина как-то тоскливо». А я только хотела встать, пойти в гости к креженцам. Теперь подожду немного, а то подумает, что я на неё внимание обращаю. «Нормальный ужин, ты чо», – сказал Дизель, а сам уже гитару настраивает сидит. Сейчас он споёт одну песню, тогда пойду. Да. Надо тарелку свою вымыть, а то до завтра вот это жирное замёрзнет, совсем противно будет возиться. Я зачерпнула немного горячей воды из котла, смотрю, а у Дизеля уже чистая посуда. Когда успевает всё?
Первым делом Дизель спел, конечно, свою «Батарейку». Терпеть не могу, а всем остальным нравится. На голос прибежали парни из Моломы со своими кружками, со своим чаем или что у них там. Не чай, совершенно точно. Когда Лев отворачивался или отходил подальше от костра, моломские давали отхлебнуть из кружек нашим – всем, кто хотел. Дизель стал петь громче, но только иногда он забывал провести рукой по струнам, и некоторые песни становились пустоватыми, с провалами. Я сходила в гости к Крежецку, посидела возле их костра. А потом пошла спать, пока не замёрзла, – ночью в сентябре уже холодно. Я легла с краю, скоро пришли Дарико, Лилька, Ирка, Катерина. У костра остались Лев с моломским учителем Михал Василичем. Сначала они что-то негромко обсуждали, но потом наш Лев Ильич разошёлся: «Ну пусть! – кричал, – Пусть учатся! А я им всё расскажу, научу! Может, потом хоть цветочек на могилку принесут мне». Вечно он со своим цветочком и могилкой. Всё в нём хорошо, в нашем учителе, кроме этих слов. Только я успела об этом подумать, как проснулась. Темнота. Рядом со мной посапывает Лилька. Я выбралась из палатки – знаю, потом фиг согреешься, но мне очень уж захотелось в туалет. Костёр прогорел, только светились красным три-четыре уголька. Надо мной стояло чёрное небо с белыми звёздами. Я отошла недалеко, буквально двадцать шагов – и вот палатки уже, можно сказать, слились с ночью.
В этих экспедициях, на этих сборах мне определённо не спится. Я проснулась самой первой, выползла из палатки. И чуть не вляпалась во что-то… Кому-то ночью было плохо, кого-то ночью вырвало. Точно, в кружках у моломских был совсем не чай. Ну вот, будет сегодня нам а-та-та от Льва. Начнёт своё: а я думал, порадуете старика, а вы на мои седины… Ну, в таком роде что-нибудь, как что не так – он вспоминает
