Слуга с поклоном отворил дверцу, и Киссур вылез из машины.
Министр финансов был мужчина лет на пять старше Киссура, в самом еще расцвете мужской красоты и стати. У него было чувственное и лукавое лицо с влажными красными губами и чуть намечающимся двойным подбородком, вьющиеся волосы цвета спелой соломы и поразительные глаза: большие и печальные, словно из чистого золота. Такой цвет глаз бывал только у коренных жителей империи, – в Чахаре и Кассандане сохранились всего несколько сел, где у каждого крестьянина были такие глаза.
Несмотря на позднее время, министр одет был скорее по-чужеземному: длинные штаны и серый свитер без всякой вышивки. Искусный его покрой скрывал легкую полноту чиновника, и министр выглядел безупречно, если бы не один маленький недостаток, особенно заметный в присутствии Киссура. Чиновник был ниже белокурого варвара ровно на добрую голову, и даже изящные туфли с трехсантиметровыми каблуками не спасали положения.
Господин Шаваш замер, увидев, кто вышел из машины, но сразу же оправился, раскрыл руки и обнял Киссура.
– Здравствуй, – сказал он.
– Вот, – сказал Киссур, – ехал мимо и решил заглянуть. Прости, что не спросился… Не люблю я этих, – фью-фью… – Киссур просвистел популярную в этом сезоне мелодию и для пущей наглядности щелкнул пальцами по запястью, на котором красовался дорогой платиновый комм. – Ты не занят?
Господин Шаваш покосился на помятую дверцу, оглядел Киссура с ног до головы.
– Дай-ка мне твое водительское удостоверение, – сказал чиновник.
Киссур выгнул брови, вытащил бумажник и протянул удостоверение. Шаваш помахал удостоверением, подумал, разорвал его на части и бросил в подсвеченный фонтан. Любопытные рыбки поспешили к бумажке.
– Кого сбил?
– Никого я не сбил, – ответил Киссур, – о столб ударился.
Это была, конечно, недолгая ложь. Если иномирец мертв, Шаваш узнает все завтра утром, а если иномирец жив, то, пожалуй, что и сегодня ночью. Но Киссур приехал к Шавашу не затем, чтоб замять скандал. Слава богу, еще не наступили те времена, когда всякий чужеземец при галстуке может безнаказанно подать жалобу на личного друга государя.
– У столба-то, – заметил Шаваш, – пудовые кулаки.
– Ты кого-нибудь ждешь? – спросил Киссур, – я не вовремя?
Шаваш чуть заметно смутился.
– Ты всегда вовремя.
Шаваш отдал приказание: Киссур прошел в гостевые покои. Слуга, семеня, поспешил за ним с корзинкой с чистым бельем. Шаваш сказал вдогонку:
– Больше ты не сядешь за руль. А то когда-нибудь убьешься.
– Ничего, – отозвался Киссур, – кого боги любят, тот умирает молодым.
Через двадцать минут слуги, кланяясь, провели Киссура по крытой дороге в Павильон Белых Заводей.
В усадьбе господина Шаваша было два павильона
