е, двое в резиновых фартуках, совсем не похожие на хирургов, распластали меня на столе. Плотный курчавый брюнет распиливал мой череп, а командовал процессом немолодой красавец-атлет с белоснежной шевелюрой .
– Осторожней, мозжечок не повреди, – говорил блондин. – На, держи. Да аккуратней внедряй, аккуратнее. Закрывай и заклеивай. Волосы ему причеши. Всё, закончили.
– Белый, зачем? – спрашивал я блондина.
– Тебе знать не положено. Операция засекречена, гриф «АС», абсолютно сугубо, – и снова брюнету. – Активируй.
В уши ворвался рёв и грохот – и я проснулся.
Наяву оказалось ещё гаже. Спасаясь от чёрного хищника, мы с дочкой потеряли дорогу. Ноги то и дело увязали в болоте; Катюшка проваливалась в вязкую трясину по пояс. И тут зверюга, обернувшись трёхглавым драконом, заорал женскими голосами во все три глотки:
…Зашла в Овальный кабинет —
А там Обама.
Да ведь и это сон, – и тут я проснулся по-настоящему.
Радио завершило шлягер:
– Вы слушали хит сезона «Овальные страдания» в исполнении группы «Кузькина мать».
Поезд замедлял ход. Июльское утреннее солнце лупило прямо в окно.
– Граждане пассажиры, – чеканный голос вконец развеял дремоту. – Сейчас мы находимся в шлюзе. В Большую зону прибываем через тридцать минут. Прослушайте правила поведения в Би Зед.
Радио замолчало, будто подыскивая нужные слова, и ожило вновь.
– Правило первое. Командированные на один день должны покинуть Большую зону засветло. В противном случае Российская Федерация не отвечает за вашу жизнь и здоровье. Правило второе. Прочие прибывшие в Би Зед руководствуются понятиями Большой зоны. Приготовьте вещи к досмотру.
Кто бы сказал – не поверил: пяти часов не пройдёт, как я нарушу главные понятия Большой зоны. А заодно и серьёзные статьи Уголовного кодекса Российской Федерации.
Дверь открылась, в купе заглянула светленькая проводница с овальным бейджиком на высокой груди:
«Наталья. 2.000».
Две тысячи – чего? Часов трудового стажа? Ладно, без интереса.
– Распишитесь за ознакомление с правилами. – Она протянула журнал. – Прошу сдать планшет, смартфон и прочие электронные устройства.
– А линейка логарифмическая дозволяется?
– Пожалуйста, – улыбнулась Наталья. – И калькулятор тоже не грех.
Хорошая девочка, с юмором; чем-то на Катюшку мою похожа.
* * *
– Папуля, мне страшно, – сказала она перед самым отъездом. – Я не хочу, чтобы ты туда ехал.
– Всё будет хорошо, Катёнок. Там тоже люди живут.
– Нет, они преступники. И ещё говорят, что не все оттуда возвращаются. Уедет человек – и пропал, никаких следов.
– Такое бывает, но редко. Да ведь я же всего на день, даже вон очки для близи не беру.
– Опять ты со своими очками, папа. Ну кто их сейчас носит? Поставь, наконец, линзы.
– Мне так привычнее, доча.
– Пап, у меня предчувствие нехорошее…
– Катенька, всё будет нормально. Я вернусь.
– Обещаешь?
– Век свободы не видать.
Двадцать тысяч нужны срочно, ей на хирургию. И два раза в год по пять штук – на поддержку, чтоб исключить рецидивы. Слава богу, в Би зед подвернулась знатная тема, на Материке такие деньги нынче не поднять.
За окном тоскливо проплывала бесконечная бетонная стена со свёрнутой поверху спиральной колючкой.
* * *
На той стороне меня ждали. Мужичок в синем комбинезоне, чем-то похожий на сказочного Колобка, протянул руку.
– Добро пожаловать в каменный век. Я – Пухлый.
– Александр…
– Вот уж хренушки. Будешь ты у нас Доцентом. На весь день, так решили. Ну, пошли.
Он заглянул мне в глаза:
– Я, между прочим, тоже кандидат наук. А здесь по контракту, из пяти лет полгода осталось. Хочу продлить.
– Пять лет? Невесело.
– А что делать? Жена больная, детей трое. На Материке-то нынче не заработаешь. А нам каждый год полсотни надо.
– Пятьдесят штук?! Рашенбаксов?
– Да здесь я и больше имею, так ведь расходы, туда-сюда. – Пухлый приотстал,
