позорных для государя кондиций.
– Это называется: сжечь стог сена, чтобы найти иголку, – усмехнулся Нан. – С той только разницей, что Нарай сено сжег, а иголки так и не нашел.
Андарз неприятно поморщился. Несмотря на то что Нарай не явился на сегодняшний праздник, Андарзу не очень-то понравилось, что молодой чиновник так отзывается о любимце государя.
– В суматохе бегства, – продолжал Андарз, – ко мне попал в руки ларец с бумагами господина Нарая, а в нем – одно письмо, которое я посчитал нужным оставить у себя. Господин Нарай решил, что ларец сгорел. После этого наши пути разошлись, а так как господин Нарай не пользовался влиянием, я не видел надобности в этом письме. Вместе с ларцем оно хранилось у моего брата, наместника Хабарты. Шесть месяцев назад, испугавшись излишнего влияния, которое Нарай оказывает на молодого государя, я попросил брата прислать мне это письмо с моим секретарем Иммани. Я рассчитывал предъявить императору это письмо и покончить с замыслами этого ханжи.
Молодой чиновник едва заметно сдвинул брови. Шесть месяцев назад Андарз не мог «пугаться пагубного влияния Нарая» по той простой причине, что шесть месяцев назад именно Андарз представил Нарая государю. Стало быть, Андарз представил Нарая государю, чтобы тот отрубил для государя все головы, которые государь сочтет нужным, и тогда же отправил к брату за письмом, чтобы всегда иметь свою веревку на чужой шее.
Нан еще раз взглянул на персик и понял, что между ним и персиком больше ничего не произойдет.
– Недалеко от столицы на моего секретаря напали разбойники, отняли подарки и письмо, спрятанное в стенке черепаховой шкатулки. Вряд ли эти негодяи умели читать. Но вот неделю назад ко мне явился господин Ахсай, и сказал, что к нему пришел какой-то человек, и предложил мне выкупить через Ахсая письмо за миллион. А иначе он угрожал продать письмо советнику Нараю. Согласитесь, – вздохнул Андарз, – что я не мог отказаться.
– Ахсай знал этого человека раньше?
– Нет, – сказал Андарз, – этот человек сказал, что его люди не очень-то любят черствые сердца горожан и предпочитают первозданность зеленых лесов, а в столицу он пришел ради письма. Он произвел на Ахсая впечатление беглого мелкого чиновника.
Нан фыркнул: стихи о черствых сердцах горожан и первозданности леса были одними из самых известных стихов Андарза.
– Этот любитель стихов и лесов настаивал на осуйских чеках, а не на обычных деньгах?
– Да. Но это вполне разумно – миллион в деньгах империи займет целый мешок.
– Где они должны были встретиться?
– В какой-то харчевне, позавчера вечером.
Андарз помолчал.
– И вот вчера утром я слышу об убийстве и о том, что убийца уже найден. Я знал господина Ахсая за человека, который любит развеселиться после сделки. Я подумал: наверняка Ахсай отдал этому человеку меньше денег, чем попросил у меня. Сунул письмо в сапог и принялся пировать. Он ведь
