был всего на полгода младше Сократа.
С одной стороны, под влиянием старших товарищей, неразговорчивый Эрик был не против стать агентом, но, с другой стороны, он не испытывал к этому той страсти, которой пылали Сократ и, в особенности, Конан.
Эрик был вдумчив и обладал безупречной логикой. Сократ считал, что если тот не станет агентом, то вполне найдет себе достойное место в Академии. Например, стать оператором, как старик Данте.
А еще Эрик был влюблен в Фею, которая сидела за следующей партой. Это было известно всем, включая саму Фею. С Эриком никто на эту тему не говорил, и он продолжал считать, что никто ничего не замечает.
Прямо сейчас разговор с Конаном отвлекал Эрика от его любимого занятия – наблюдения за Феей. Монах много раз делал ему замечания на уроках: не оборачиваться. Сократ, думал, что это проблема решилась бы простой взаимной пересадкой ребят. Однако, Монах не замечал подобных вещей.
Фея, пользуясь случаем, подкрашивала длинные ресницы своих огромных глаз, расположенных над пухлыми с ямочками щеками. Из-за этих больших глаз и ресниц, поразивших сердце Эрика, она и получила прозвище Фея. Она была по подростковому полноватой, и Сократ, в отличие от Эрика, не считал ее эталоном красоты. Однако, он, как и все остальные, любил ее за открытый и веселый характер, за отзывчивость и бескорыстность. При этом девушка была далеко не глупа.
Фея была усидчива и ответственна. Она давно выбрала себе профессию и хотела стать медиком, Фея скоро должна была отпраздновать своё семнадцатилетие.
Еще один участник группы, давно определившийся с профессией, сидел позади Сократа. Его имя говорило само за себя. Звали его Альберт. В честь Эйнштейна. Ему было всего пятнадцать лет, но он уже своими вопросами ставил в тупик научно-производственный отдел Академии. Альберт давно уже превзошел знаниями не только нас, но и, возможно, самого Монаха.
Вот и сейчас, пока Сократ пытался отдышаться, Конан с Эриком болтали, а Фея красила ресницы, Альберт что-то внимательно изучал в компьютере, и, как подозревал, Сократ, был где-то очень далеко от этого класса в своих мыслях.
Раскрылись двери, и вошёл Монах.
– Всем, доброе утро, – сказал он.
Монах был тощий и блеклый. Бесцветные глаза и светлые волосы, цвет которых точно очень сложно назвать, были всегда подстрижены коротко. Впалые щеки – всегда гладко выбриты, походка была неравномерной и дерганой, а движения рук – угловатыми.
Но когда Монах смотрел немигающим взглядом своих водянистых и лишенных ресниц глаз, Сократу казалось, что этим взглядом он проникает в самую суть человека, слой за слоем снимая с него покровы.
Монаху было далеко за тридцать, но насколько далеко, по его виду понять это было очень трудно. Сократ не мог определить точный возраст своего наставника. А тот никогда не говорил об этом ребятам. Это была уже вторая группа у Монаха. То есть, он считался опытным наставником и был на хорошем счету
