не скажу!
– Ну вот опять! – мгновенно впадая в отчаяние, воскликнул кавалерист. – Я начинаю подозревать, что меня просто здесь ни во что не ставят!
– Но о вас не говорилось ничего худого, – повторила Энн.
– Тогда, значит, что-то, может быть, говорилось хорошее, – тотчас успокоившись, промолвил Фестус. – Что ж, хотя у меня, не скрою, довольно много недостатков, кто-нибудь может меня и похвалить. Так это была похвала?
– Да, похвала.
– Я, конечно, не очень-то смыслю в земледелии, и не слишком умею занимать разговором, и не так силен в цифрах, но должен признаться, раз уж меня к этому вынуждают, что на эспланаде выгляжу не хуже других молодцев из нашей конницы.
– Безусловно! – сказала Энн. Хоть вспыльчивость этого воина и нагоняла на девушку такой страх, что мурашки бегали по спине, все же отказать себе в опасном удовольствии слегка его подзадорить она не могла. – Выглядите вы превосходно, и кое-кто говорит, что вы…
– Что же такое они говорят? Ну, понятно: говорят, что я красив. Только это не мне в похвалу, поскольку я не сам себя создал. Эй! Что вы там увидели?
– Ничего, просто какая-то птичка вспорхнула с дерева, – сказала Энн.
– Что такое? Просто какая-то птичка? – загремел кавалерист, мгновенно выходя из себя. – Я же вижу, как трясутся ваши плечи, сударыня. Берегитесь, не дразните меня этим вашим хихиканьем! Клянусь Богом, вам это даром не пройдет!
– Тогда ступайте своей дорогой! – сказала Энн. Она была так возмущена его неучтивостью, что у нее пропала охота над ним потешаться. – Я не желаю с вами разговаривать, хвастун вы этакий! Вы, Фестус, просто ужасный, противный невежа и такой обидчивый, что с вами невозможно иметь дело. Ступайте, оставьте меня!
– Нет-нет, Энн. Я не должен был так разговаривать с вами. За это я позволяю вам говорить мне все, что вам только заблагорассудится. Скажите, что никакой я не воин, или еще что-нибудь такое. Выбраните меня, ну пожалуйста, будьте умницей. Я дурак, пустомеля, просто мусор, меня нужно вымести на свалку!
– Я ничего не намерена говорить вам, сударь. Оставайтесь здесь и дайте мне уйти.
– Ваш взгляд невольно заставляет меня повиноваться, и я не в силах ослушаться вас. А завтра вы снова будете проходить здесь в это время? Ну скажите, не будьте же так нелюбезны.
Энн была слишком великодушна по натуре, чтобы не простить Фестуса, но, упрямо поджав короткую верхнюю губку, пробормотала только, что вовсе не собирается приходить сюда завтра.
– Значит, в воскресенье?
– И в воскресенье нет.
– Тогда в понедельник?.. Или во вторник?.. В среду, наконец? – продолжал допытываться он.
Энн ответила, что не предполагает встречаться с ним когда-либо еще, и, не обращая внимания на его протесты, прошла в калитку и направилась через поле. Фестус постоял, глядя ей вслед, а когда ее стройная фигурка скрылась из глаз, бросил размышлять и повернул в противоположную сторону,
