в крадущегося льва. Грубая сила его тела, мощь, пульсирующая под его кожей, устрашает. Я чувствую, как по мне скользит молочный взгляд Лукки, оценивающий мою реакцию. Он хочет, чтобы я испугалась? Впечатлилась? Или не заинтересовалась?
Мне нужно перестать пялиться. Хочу, но не могу.
Соло Константина завершается, и аплодисменты других танцоров разбивают чары. Он остается невозмутимым и слегка кланяется, отказываясь от похвал. Начиная переговариваться между собой, танцоры хватают свои полотенца и сумки и выходят из студии. Они особо не обращают на нас внимания. Предполагаю, что им знаком Лукка и его девушки, а, может, они знают, что лучше не смотреть в сторону сумасшедшего белоглазого младшего брата.
Теперь в студии мы одни. Только я и скандально известные московские братья-Вампиры.
Лукка поднимается, чтобы поприветствовать Константина, и я неуклюже следую за ним. Стук дешевых каблуков стриптизерши разрывает тишину студии, они издают неприятные звуки на блестящем деревянном полу.
Константин вытирает полотенцем лоб.
– Что ты здесь делаешь, брат? – спрашивает он Лукку, откидывая назад свои мокрые каштановые волосы. Он вежлив и холоден одновременно.
У Константина острые скулы, глаза, как и волосы, шоколадного цвета. Я перевожу взгляд с него на Лукку. Вы бы в жизни не догадались, что они братья.
Лукка указывает рукой на меня.
– Нашел в нашем клубе Ведьмочку. Она пыталась танцевать.
Пыталась танцевать? Как грубо!
Константин впервые обращает на меня внимание, а после поворачивается к брату:
– И ради этого ты прервал мою тренировку? – Было ясно, что этот вопрос риторический.
Рука Лукки ложится на пустую кобуру пистолета, словно одеяло.
– Она может распознавать правду. Я подумал, что она могла бы помочь нам с Варламом узнать о пропавшем грузе.
Танцовщик вновь одаривает меня своим взглядом, но уже более заинтересованным, чем в первый раз. То, как держится Константин, его спокойствие, сила его присутствия заставляют меня помалкивать. Я понимаю, что сказать мне, по сути, нечего.
– Скажу тебе три правды и одну ложь, – говорит мне Константин. – Ты ответишь мне, что есть что.
Согласно ему киваю.
– Я иссушил прима-балерину. Иногда молюсь. Скучаю по маме. Думаю, что Лукка плохо водит машину.
Я тревожно сглатываю.
– Ты не скучаешь по своей матери.
Лукка ощетинился на комментарий о его вождении, но, похоже, не удивился остальному.
Константин выглядит впечатленным.
– Нет, – говорит он. – Совсем не скучаю по этой женщине.
Я молчу и стараюсь не думать об иссушенной приме, о крови на пушистой балетной пачке. Мысль о том, что Константин молится, не менее тревожна. Никогда не слышала, чтобы Вампир молился, но опять же, никогда не слышала о Вампире,
