даже выжившие не могли припомнить его отличительных черт.
Наших доблестных чекистов в Америке не было, а потому местные полицейские лишь руками разводили. Дровосек же после каждого нападения слал фараонам язвительные письма, представляясь не менее чем созданием ада. Казалось, Дровосеку было совершенно безразлично, на кого нападать – на мужчин и женщин, стариков и младенцев, беременных и увечных. При чем здесь джаз? Подождите, самая интересная часть истории, о которой мало кто из ныне живущих слышал, ждет вас впереди.
В конце концов убийца настолько обнаглел, что стал назначать время нападения на своих будущих жертв. Но куда любопытнее другое. В одном из писем он обещал пощадить всякого, у кого дома будет играть джаз. Это привело к тому, что в назначенный срок весь квартал, где происходили убийства, превратился прямо-таки в фестиваль молодежи и студентов: народ выставлял в окна граммофоны и патефоны, у кого их не было – напрашивался в гости или шел в переполненные дансинги, где выступали живые артисты. Считается, что в эту ночь Дровосек пощадил своих жертв за послушание. Официальная история на этом заканчивается. Вскоре все убийства прекратились, а у полиции так и не было подозреваемых. Только легкомысленные нью-орлеанские музыканты написали по горячим следам «джаз Дровосека».
А вот что рассказал мне один торгпред. Они тогда долго выпивали у отца в кабинете, а потом отца сдернули на очередной аврал. Так я остался один на один с пожилым мужчиной, который был прилично старше отца. С гостями мне полагалось быть учтивым и смиренным, потому я приготовился выслушивать занудные нотации, но торгпред неожиданно заинтересовался моей коллекцией пластинок. Оказалось, он в молодости был к джазу неравнодушен и служил в Америке. Уже догадались, куда однажды занесла его судьба?
С сопровождающим от американской стороны торгпред гулял по вечернему Новому Орлеану, и ноги сами вели его в злачные черные кварталы. Американец упирался, но отказать не мог. И вот они зашли не то в бар, где играли джаз, не то в дансинг, где наливали. Белыми в этом месте были только они.
Удивленный хозяин выделил им столик в углу и пристально следил за странными посетителями. Сопровождающий вертелся как на иголках, торгпред же был похож на ребенка в «Детском мире». Слышавший прежде всякий джаз и полюбивший его всей душой, он впервые понял суть этой музыки лишь тогда. Понял, что джаз в записи – как красотка на фотографии: можно восторгаться, но по-настоящему полюбить нельзя. Джаз – музыка живых и для живых. Непредсказуемая и неуправляемая. У торгпреда на глазах создавался мотив, который никогда не существовал до этого дня и никогда не мог быть повторен больше.
Он был до того очарован, что не заметил, как отошедшего в туалет сопровождающего перехватила группа крепких черных ребят и настойчиво подтолкнула к выходу. Когда концерт закончился, торгпред понял, что сидит посреди чужой страны, в толпе разгоряченных негров, совершенно один. И в этот миг на стол опустился стакан с бурбоном, а на пустовавший стул рядом сел хозяин заведения.
Он
