то с правого, то с левого плеча, крестятся, испуганно шепчут:
– Свят, свят, спаси и сохрани… не лиши рассудка.
Мать мальчика, придя в себя, тянет руки к сыночку и истерично заливается горючими слезами:
– Что же мы натворили, сыночка, родненький! В гробик тебя уложили-и-и да чуть не закопали-и-и… Прости ты нас, грешных, хотели рядышком похоронить.
Якуниха сложила крестом руки на груди и так сжала молитвенник, что пальцы на сгибах мертвенно побелели, приобретя цвет добросовестно обглоданных костей.
– Господи Иисусе… чудо… мёртвый восстал, – лепечет она, бочком пятясь к выходу.
Между тем в хату вошёл могучего телосложения парень в солдатской форме.
– Батя, я выкопал, там мягко, сплошной назём.
– А чего же не мягко, если на этом месте раньше конюшня была старателей с золотых приисков, – весело пояснил дед. – Только зря копал-то, живёхонек твой сыночек.
…Барак заключённых живёт обычной утренней процедурой: расправляются одеяла на нарах, кто-то мягкими щелчками встряхивает портянки, усиливая и без того густой «парфюм» мужского жилища, слышно громкое, «лошадиное» фырканье возле умывальников – словом, отряд готовится к построению.
Входит надзиратель:
– Бокерия! После поверки – к хозяину. Пошевеливайтесь, живей, живей… – он смачно поддаёт пенделя подвернувшемуся молодому зэку.
Тот ехидно склабится:
– Спасибочко, начальник. Наверное, опять кто-то рожает… – урка, глубоко вдохнув, изображает движением руки округлый живот. – А может, опять жмурика срисовать… зафиксировать, так сказать, отходняк к небесам?
– Ша, Навылет. Подвинь организм, – слегка оттолкнув молодого, к Бокерии подходит седовласый заключённый, нары которого в бараке стоят особняком. – Так что, батоно, то ли радоваться тебе, то ли готовить очко под пистон от хозяина. С воли передали: жив пацан, которого ты в жмуры отписал. Как бы тебе ещё не накинули!
Шалва Герасимович не только на зоне, но и в посёлке был на особом счету. Первая медицинская помощь – это Шалгерасимыч Так, одним словом, уважительно его называли и сидельцы, и вольные.
Буквально день назад он осматривал мальчика в хате собачника Сидора. Предварительно констатировал смерть, так как об этом свидетельствовали все первичные признаки: отсутствие дыхания и реакции зрачков на свет, остановка сердца.
Внимание врача привлёк необычный нательный крестик на груди покойного. Именно от него при ударе током образовался шрам-ожог в виде креста. Шалва осторожно покачал на своей ладони крестик, осматривая со всех сторон.
– Впервые вижу такой. Особое литьё. И зарубки по бокам… Скорее всего, неспроста.
– Вообще-то его носила Аннушка, моя жена. А когда я повёз сынишку в город, в больницу, она и надела ему свой крестик. Ногу ему хотели отнять, ты же сам, Шалгерасимыч, посоветовал везти. У него была… эта… э-э-э… – Сидор мучительно морщит лоб.
