align="center">Гроза
Всё стихло вдруг, но в то же время
как бы слышнее стало;
темень
укрыла звезды и повисла
клоками дымными на листьях,
на травах, крышах…
Стало душно
и, как в пространстве безвоздушном,
с трудом дышали мы,
когда
на землю ринулась вода
как бы с высокого обрыва
потоком буйным!..
И пугливо
рукой закрыла ты глаза.
Как будто это не гроза
дождем и громом разражалась,
а чувства те,
что в нас рождались,
для слов искали
голоса!
«Скорей проснись и улыбнись беспечно…»
Скорей проснись и улыбнись беспечно,
оставь свои печали в дне минувшем
и выбегай навстречу мне,
накинув
на плечи
это солнечное утро!
«Я желанья забыл…»
Я желанья забыл –
и мечты
улетают,
уносятся прочь.
С перебитым крылом
с высоты
птица памяти падает в ночь.
Я один в этой сумрачной мгле,
в этой душной июльской тиши.
Не любовь умирает –
во мне
умерла половина души.
И, тоскуя,
гляжу я во тьму,
и никак не могу я решить,
как теперь
в опустевшем дому
мне прожить
с половиной души.
Под дождем
Раздвигая завесу тумана,
дождь наполнил осеннюю тьму.
Он идет и идет беспрестанно –
я лицо подставляю ему.
Но холодною плетью своею
он безжалостно хлещет меня
с каждым разом сильнее, сильнее,
словно в чем-то недобром виня,
словно смотрит с немой укоризной
на людей, что извечно спешат
под дождем своей суетной жизни
и подумать над ней не хотят.
О, скажи мне, мой век просвещенный,
мне, прожившему четверть тебя:
как изведать мне мира законы,
эту жизнь как вино пригубя,
если черная молния мысли
убивает во мне доброту
лишь за то, что в сумятице жизни
я своею дорогой иду,
и сквозь пыль, и сквозь снег, и сквозь рокот
проливного, как счастье, дождя,
забываю про спутников робких,
что отстали, шоссе предпочтя?
Только я от тебя не отстану…
О, мой век, сквозь вселенскую тьму
ты идешь и идешь беспрестанно,
неподвластный, как я, никому,
и железною плетью своею
всё безжалостней хлещешь меня,
с каждым разом больнее, больнее,
словно в схожести этой виня.
«Вот первый снег! Я восхищенным взором…»
Вот первый снег! Я восхищенным взором
Гляжу на двор, который обнесен
Скрипучим
