вопрос времени. Мы устроили для него знатное шоу. И ему точно захочется получить наши автографы, а потом и наши головы на серебряном блюде.
На углу Восемьдесят первой и Первой улиц я пригляделся к машинам. Германцев по близости пока не наблюдалось. И монстров тоже. Не было ни полицейских, ни мирных жителей, кричащих, что они видели, как с неба рухнула галльская воительница.
– Что дальше? – спросил я, искренне надеясь, что у Мэг есть на это ответ.
Из мешочка на ремне Мэг достала предмет, полученный от Лу, – блестящую золотую римскую монету. Несмотря на все случившееся, я заметил радостный огонек в глазах своей юной подруги.
– Я вызову такси, – ответила она.
Меня обдало холодной волной страха: я понял, о чем она говорит. Стало ясно, зачем Лугусельва дала ей эту монету, и какая-то часть меня пожалела, что не закинула галлийку на пару кварталов подальше.
– Только не это! – взмолился я. – Только не их. Не их!
– Они клевые, – настаивала Мэг.
– Никакие они не клевые! Они ужасные!
– Только им такое не говори, – сказала Мэг, а потом бросила монетку на дорогу и закричала на латыни: – Стой, про́клятая колесница!
Глава 7
Проклятая колесница,
Почто встали мы здесь?
Приложением не пользуюсь
Можете считать меня суеверным. Но если вы решили вызвать колесницу, возможно, есть смысл выбрать ту, которую не называют про́клятой.
Монетка Мэг коснулась тротуара и, вспыхнув, исчезла. В тот же миг кусок асфальта размером с автомобиль превратился в кипящую лужу из крови и гудрона. (По крайней мере, так показалось со стороны. Проверять, что именно там кипело, я не стал.)
Из жижи, словно субмарина, всплывшая на поверхность, появилось такси. Это было обыкновенное нью-йоркское такси, только не желтое, а серое – цвета праха, могильных плит и, вероятно, моего лица в тот момент. На двери было написано «СЕДЫЕ СЕСТРЫ». На водительском месте рядком сидели именно они – три старые карги (прошу прощения: три сестры в самом расцвете лет).
Пассажирское окно опустилось, из него высунулась старушечья голова и прокаркала:
– Подбросить?
Она была такой же милашкой, какой я ее запомнил: лицо, похожее на резиновую маску, какие надевают на Хеллоуин, зияющие кратеры вместо глаз и льняное покрывало, все в паутине, на жестких седых волосах.
– Привет, Буря, – вздохнул я. – Давно не виделись.
Она наклонила голову набок:
– Кто это? Не узнаю твой голос. Подбросить или как? У нас и другие заказы есть!
– Это я, – со стыдом признался я. – Бог Аполлон.
Буря принюхалась. Причмокнула губами, провела языком по единственному желтому зубу:
– Голос у тебя не как у Аполлона. Пахнешь не как Аполлон. Дай-ка я тебя укушу.
– Э-э, нет, – отказался я. – Придется поверить мне на слово. Нам нужно…
– Постой-ка. –
