смерть отца.
Мы были с ним очень близки. Он всегда понимал меня, никогда ни за что не осуждал и не ругал, если я что-то дела не так. Я была его «Капелькой». Так он всегда меня называл: «моя Капелька»…
А теперь только слезы капают и невыносимая боль в груди. И кошмары…
Да-а, уже двадцать лет прошло, с тех пор как он руками одного ненавистного ему человека убрал другого. Один самовлюблённый болван убивает другого, а только и надо-то было – заменить в одном из револьверов боевой патрон на холостой.
А они и не знали и не подозревали даже, чем это может закончиться. Они же друзья. Были. Два молодых красавца. Офицеры. Весь мир лежал у их ног. А кто он был в сравнении с ними? Лишь младший брат одного из них. Мальчишка, над которым они постоянно подтрунивали, подшучивали по поводу его внешности и роста. Иронизировали из-за его отношений с девушками. Вернее, из-за их отсутствия.
А самое главное – не надо было трогать Лизу. Его маленькую Лизу. Этот хрупкий цветочек не должен был принадлежать никому кроме него. Он всегда был рядом с ней. Но по причинам, от него не зависящим, он мог только наблюдать. Наблюдать, как из юной белокурой красавицы она превращается в обворожительную женщину. Как её дочь становится очень похожей на неё. Как седина тронула её некогда кудрявые локоны. Как идут ей эти морщинки, когда она хмурится или морщит свой маленький носик. Его Лиза…
Наконец-то утро. Все ночные кошмары и страхи позади. Надо вставать, пить кофе, умываться. Да-да, именно в такой последовательности. Я встаю с постели, иду курить, пью кофе, потом ещё одна сигарета, кофе, а потом уже утренний моцион. Потом пробежка, душ и на работу. Бегаю я обычно в нашем парке вокруг озера. Красивое место. В нашем посёлке очень много красивых мест – два пруда, куда летом прилетают лебеди, гора с памятной надписью «Ленину 100 лет» из высаженных ёлок.
В советские времена наш посёлок подразумевался как посёлок городского типа, поэтому понастроили много многоэтажек, магазинов и так далее. Дом культуры со всевозможными кружками и секциями. У нас даже есть своя церковь с куполами и домиком дьякона во дворе.
– О, Никит! А ты что здесь делаешь? – спросила я догнавшего меня Никиту Воронцова.
Никита работал у меня водителем и экспедитором, а также по совместительству являлся моим другом и соседом. Раньше Никита работал опером в местном РОВД. Но там произошла какая-то неприятная история – то ли он кого-то ранил, то ли убил. В общем, теперь он трудится у меня, и я без него как без рук.
– В смысле? Бегаю. У нас один парк, и немудрено, что мы встретились, – ответил Никита, прищурив глаза и улыбаясь.
К слову сказать, глаза у него красивые, как и он сам. Широкоплечий, накачанный. Он мне напоминает одного актёра. Ну этого, как его там… Который снимался в сериале «Пёс», в роли Макса Максимова. А, Никита Панфилов. О! И зовут его так же. Да-да, точно! Он тоже такой же лысый и немножко кривоногий.
– Я вижу, что ты бегаешь. Но ты же вчера хотел остаться в городе вроде?
– Хотел. Но не остался.
Мой помощник, как всегда, немногословен и не любитель что-либо объяснять.
– Что так? – с иронией в голосе спросила его я. – Что, не случилась у вас с Динарой любовь?
Динара – это в первую очередь моя лучшая подруга, а также моя секретарша. Она занимается всеми заказами, договорами, поставками. И без неё я тоже как без рук.
Не дождавшись от него ответа, я добавила:
– Ладно, давай ещё кружок и на работу.
Ох уж эти не зависящие от него причины! Они всю жизнь ему испортили. Если бы не они, он был бы сейчас со своей маленькой Лизой. А теперь ему приходится надевать на себя маску добродушного и никуда не лезущего человека. Этакого инфантильного дядьки. Со всеми и во всем соглашаться. Быть в тени. Вести жизнь доброго самаритянина.
Уже подъезжая к зданию, в котором на восьмом этаже располагался офис моего агентства, я заметила странного старичка. На первый взгляд обычный, ничем не примечательный старичок невысокого росточка, в светло-коричневом лёгком плаще, светло-коричневой в клетку кепочке. Очки в тяжелой роговой оправе. Милая улыбка, блуждающая на его на первый взгляд добром лице. Но было в его облике что-то непонятное, неприятное, отталкивающее даже.
– Ты заметил этого дядьку в очках? – спросила я у Никиты. – По-моему, я его где-то уже видела.
– Где? А, этот… Это же Глеб Осипович Расторгуев.
Я сделала непонимающее лицо, потому как реально не поняла, кто это.
– Муж Клотильды Аристарховны. Ну эти… наши графья.
– Всё-всё, поняла. Соболевские, – дошло до меня. – Интересно, а что он тут в городе делает? Они же живут в имении, недалеко от нас, – говоря «нас», я имела в
