между нами неловкость, растущее напряжение… или все это чувствовала я одна? Потому что Макс, как ни в чем не бывало, притянул меня к себе, ухватив за подол майки, в которой я и спала.
– Сгоняй за хлебцем, а, Мурзятина? – попросил он так жалобно, что я сдалась. Приникла к нему всем телом, совсем как когда-то… когда мы были единым целым. Но были ли? Или это мне лишь казалось? Нет, к черту все рассуждения… Если он этого хочет – то почему бы и нет? Выключить мозги, выключить все, кроме темных, первобытных желаний… зова тела. Если при этом еще полностью расслабиться, как это делают йоги, и закрыть глаза, то…
Умыться у меня получилось только тогда, когда Макс распахнул окна во всю ширь, впуская в накаленную за день комнату целительную вечернюю прохладу. Я плескалась под душем, сетуя, что никак не заведу здесь собственной зубной щетки… А может, и хорошо, что я до сих пор этого и не сделала? Потому что за ней непременно последовали бы тапки, любимая чашка, халат… потом я бы перетащила к Максу свой ноутбук, прокладки и плюшевого зверя неизвестной породы, чудом выигранного мной в автомате за пятерку и с тех пор считающегося моим талисманом. Моя косметика валялась бы у него на рабочем столе, лифчики – на книжных полках, и ему быстро перестало бы это нравиться. Расставаться нужно легко, а не начинать ждать, кому первому надоест груда грязной посуды в мойке и куча грязного белья в углу ванной.
Почему нам нужно распрощаться именно сегодня, я не додумала – и не потому что мой пессимизм внезапно иссяк, а оттого что внезапно обнаружила себя стоящей в ступоре посреди супермаркета. По-вечернему оживленная толпа обтекала меня, как камень, брошенный в ручей. Как у меня не умыкнули увесистый Максов бумажник, просто не знаю. Стащив со спины расстегнутый рюкзак и накрепко зажав его под мышкой, я наскоро накидала в тележку того самого обещанного корма для крупных пород гомо сапиенс – сыра, колбасы, молочки. Соблазнилась чипсами и крупной глянцевитой черешней – хотя сезон на нее уже давно прошел. Мне почему-то захотелось не любимых мною узбекских дынь с узорчатой, одуряющее пахучей кожурой, а именно этой, пластмассово-безупречной черешни. Шоколад, сгущенка, пельмени… Меня внезапно обуял приступ хозяйственности. У Макса вечно пусто, даже церковные мыши возмутились бы таким положением дел! И если в госпитале от меня все равно сегодня не было никакой пользы, то хотя бы для друга я постараюсь. Ну а завтра – завтра я снова буду бойцом веника и швабры и все наверстаю.
Пакет получился увесистый. Часть продуктов я свалила в рюкзак – но только добредя до кухни и вывалив все на стол, обнаружила, что хлеба – того, за чем, собственно, меня и посылали, – я не взяла. Растроганный тем, что я так о нем позаботилась, Макс натянул штаны и отправился в хлебобубличный ларек сам, оставив меня стряпать. Сдуру я заявила, что сейчас приготовлю такой ужин, какого Макс не пробовал никогда в жизни. Ужин действительно удался на славу: пока я сидела в комнате в наушниках, картошка сгорела вместе
