во всем Средиземноморье… я-то это хорошо знаю… не сравнится с ароматами итальянской кухни. Мне можно завязать глаза и повозить по этому морю – я не ошибусь. Понюхайте этот аромат, принюхайтесь хорошенько… Это вам не пропахшая дымом острота испанских таверн, хватающая вас за горло и больше не отпускающая. Не тот запах жареного сала, который исходит из французских кухонь, и уж совсем не стойкий запах плавящегося бараньего жира, которым наполнены улочки в исламских странах… Запах этот, кстати, не так уж и противен, но очень быстро надоедает. Здесь – столь же сильный аромат, но он более веселый, более нежный… более милый и языческий. Вот именно… языческий. Последний запах античного язычества. Остальные кухни пахнут религиозным фанатизмом; на них готовится пища для людей, которые верят в существование ада. А здесь, можно сказать, испарения от жаровен и кухонных печей возносятся, как дым от жертвенных камней, к широким ноздрям любящих полакомиться ироничных богов, а лучшие кусочки жертвоприношения подаются на стол великим жрецам… то есть нам.
Он щелкнул языком и умолк, поскольку на стол подали спагетти в масле и вареные ракушки, которые он начал жадно поглощать, тряся складками тройного подбородка.
Лишь он да еще режиссер Витторио Викариа – поскольку оба они уже добились мирового признания – ничуть не заботились о том, в каком виде их снимет фотограф, забравшийся на стул и сверкавший вспышкой над столиками, подчиняясь указаниям молодого парижского репортера Мишеля Санлиса, который показывал на объект для съемки то пальцем, то взглядом. Все же остальные посетители ресторанчика смеялись слишком громко, говорили неестественными голосами, норовили предстать перед фотографом в профиль, рассказать свой фирменный анекдот, чтобы выделиться на фоне других и чтобы им посвятили абзац, строку или просто упомянули в газете, которая увидит свет за две тысячи километров отсюда, которую они, несомненно, не прочитают и про которую все очень скоро забудут. Киноактриса из отеля «Ди Спанья», накрывая своими белыми волосами плечо твидового пиджака журналиста, говорила ему:
– Мишель… вы ведь позволите мне называть вас Мишель, не правда ли?.. Надеюсь, вы будете так любезны, что расскажете обо мне в вашей статье. Соотечественники должны помогать друг другу, не так ли?.. И потом, я могу рассказать вам кучу историй, я всех знаю. С кем вы сегодня ужинаете? Я приглашаю вас.
Нино, хозяин трактирчика, подгонял официантов и сам принимал заказы от клиентов с тем важным и самодовольным видом, который бывает обычно у людей, рожденных для скромной жизни, но оказавшихся очень близко к славе, а посему сумевших приобрести некоторую известность и на этом построивших свое благополучие. Толкнув дверь стеклянной клетки, он крикнул поварам, перекрывая гул голосов посетителей:
– Un abbachio alla romana per il dottore Vicaria! Prestissimo![3]
Когда в зал вошел Марио Гарани, все взгляды устремились на него. Черные густые волосы, жесткие, чуть раскосые глаза, длинные ноги в брюках
Отбивную по-римски для доктора Викариа! Поживей!
