любого, кто попытается проложить маршрут к смерти.
– У меня никогда и в мыслях не было уйти, – отвечаю я.
Мой голос звучит так спокойно и невыразительно, что можно не сомневаться: Джосайя мне поверит. Но как бы он там меня ни пугал, я по-прежнему настроена найти выход. Если есть хоть один шанс, нужно все тут хорошенько разведать, и сдаваться я не собираюсь.
– Ну ладно, – заключает мой спутник, – на этом все. Пора тебе приступать к работе.
И с этими словами мастер опускает визор. Я следую его примеру и радуюсь, что дымчатый пластик скрывает мое лицо.
Весь день я работаю с молоденькой девушкой по имени Бьен (она шустрая и острая на язык) и с женщиной средних лет по имени Элинор (эта тихая и добродушная). Мы разглаживаем мятый и оцарапанный металл и покрываем отремонтированные места герметиком. И все бы ничего, если бы не один неприятный момент. Одна из работниц нашей смены начинает фальшиво напевать себе под нос какой-то мотивчик, и Бьен ехидно замечает, что ее пение режет слух, как пение сирен.
– Сирены – это чудо, нам следует осторожнее отзываться о них, – тихо предостерегает ее Элинор.
– Что сирены, что летучие мыши – нет в них ничего особенного, – заявляет Бьен.
«Неправда, мыши очень даже особенные», – мысленно возражаю я.
Пусть они и доставляли мне немало хлопот, но это стоило того: взять хотя бы те редкие моменты, когда эти удивительные существа пролетали на фоне окна в храме. Они были из другого мира и в то же время чувствовали себя у нас как дома.
Когда смена заканчивается, я иду к выходу из мастерских, и тут меня нагоняет Элинор.
– Ты хорошо справляешься, Рио, – говорит она.
– Спасибо.
Я поднимаю визор, а потом и саму маску снимаю. Было бы странно идти после работы к остановке гондол в полной экипировке механика. Легкий ветерок обдувает мои волосы, они влажные от пота и все еще заплетены в косички. Элинор смотрит на меня во все глаза.
– О боги! – восклицает она. – Ты так на нее похожа. На Океанию, Верховную Жрицу. – И испуганно прикрывает рот ладонью, спохватившись, что со мной нельзя говорить на эту тему.
Но я хочу поговорить о маме. И отвечаю:
– Нет, мы вовсе не похожи. Мама была маленькой, а я – высокая. И волосы у меня другого цвета.
– Рост и волосы тут совсем ни при чем, – возражает Элинор. – Есть что-то такое в твоих глазах, во взгляде. Океания точно так же смотрела на людей. – Она наклоняется ко мне и оглядывается по сторонам, чтобы убедиться в том, что нас никто не слышит. – Знаю, Рио, нам не следует беспокоить тебя такими разговорами, но я должна сказать тебе, как много Океания для меня значила. Я любила ее проповеди. Всю неделю ждала, когда можно будет их послушать. А однажды я пришла в храм со своим малышом. Он был
