булочку! Или яйцо!
И хотя пропитое лицо откровенно намекало на цель сбора средств, самой себе Лена казалась неприятной и жадной.
С самоизоляцией в городе всё было странно: вроде продлили, а захочешь найти информацию – и нет её. Ни в каком интернете не найти. В ближайшем парке двадцатого числа громко оповещали о режиме самоизоляции до девятнадцатого. Но посещать церкви не запретили, и на том спасибо. Правда, ходили слухи, что в храм на Пасху никого не пустят, и архиепископ призывал воздержаться от посещения ночной службы, но обошлось: и службу отстояли, и крестным ходом прошли, и «Христос Воскресе» покричали. Хоть и на разграфлённом полу, отмечающем социальную дистанцию, хоть и в масках, но в полной мере ощутили радость Воскресения.
Во вторник, двадцать первого числа, Лена поехала в собор на вечернюю службу. Шла Светлая седмица, и хотелось вобрать в себя как можно больше благодати. Ещё до одури пугала самоизоляция и хотелось сбежать из дома хотя бы в храм. Пользоваться автобусами Лена опасалась и, как только сошёл снег, пересела на велосипед, который два года назад приобрела с рук. За это время Лена успела переставить тормозные колодки, сменить камеры, выровнять руль и наречь велосипед Лосиком. В целом они с Лосиком подружились, зимы он коротал на балконе, а летом вместе с хозяйкой ездил в лес, на речку и просто катался по городу. Теперь вот – на службы.
Лена крутила педали и думала, что ездить в юбке на велике – то ещё удовольствие: подол задирается, норовит залезть то в цепь, то в тормоза, мнётся, пачкается… В целом, конечно, ерунда, но неприятно. В джинсах куда удобнее, но не поедешь ведь в храм в джинсах. Конечно, можно накрутить на себя юбку, их достаточно висит на крючках при входе, но осуждающие взоры бабулек, их вздохи и наставительные беседы были невыносимы.
На скамейке возле самого входа в храм, где Лена всегда оставляла Лосика, сидели попрошайки и ели ослепительно-белое на фоне их коричневых лиц мороженое. Они посмотрели на Лену тяжёлыми взглядами, и та не рискнула пристёгивать железного коня в привычном месте – вдруг поцарапают или, чего доброго, заразят вошью – и отправилась с велосипедом к следующей скамейке, не такой удобной.
Ровно в половине пятого Лена вошла в храм. Вышла в семь и, крестясь на лик Спасителя над входом, успела подумать: «Весело будет, если я повернусь, посмотрю на скамейку, а Лосика нет!». Она повернулась, посмотрела на скамейку и увидела, что Лосика действительно нет. Поморгала, но велосипед не появился. Лена решила, что это какая-то оптическая иллюзия, потом представила, что кто-то из охранников отцепил и отогнал его в сторону, чтобы не мозолил глаза архиепископу, чьи окна выходят почти на эту злосчастную скамейку, которая, в отличие от другой, привычной велику и самой Лене, не попадала в зону камеры, висящей над входом. Мысль, что кто-то возьмёт грех на душу и украдёт с территории собора чужую вещь, – даже в голову не могла прийти.
Она быстро спустилась с крыльца, подошла к скамейке и увидела, что по другую сторону от того места, где стоял Лосик, лежит раскрытый привязочный трос. Лена схватила этот трос,
