подходящее название. И цвет такой… туманный. Ты молодец. Хорошо придумал.
Они выпили еще, а потом еще. Люда быстро опьянела, причем довольно сильно. Гена достал из духовки запеченную рыбу, гарнир, салат, разложил красиво на тарелки. Подал на стол. Люда смотрела на это все и не знала, что и думать.
С одной стороны, Гена молодец. Приготовил ужин, постарался, все сделал хорошо. Еда была очень вкусной. Туман пьяным.
С другой стороны, кухня была настолько грязной после его готовки, что было больно на все это смотреть. К ногам прилипало какая-то мерзкая субстанция. Мусорка переполнилась, и рядом с ней валялась яичная скорлупа, рваные упаковки, пакеты, овощные очистки… На рабочей поверхности просыпан кофе, сахар. Все так неряшливо, что хотелось просто уйти. А ведь когда она уезжала, кухня сияла и блестела.
Люда быстро доела, поблагодарила Гену за ужин и пошла в спальню. Там она легла на кровать (кстати, не заправленную) и закрыла глаза. Из ее глаз опять полились слезы. Какого черта она в последнее время только и делает, что ревет? Еда, которую она только что съела, комом встала поперек горла. Хотелось пойти и выблевать всю эту рыбу, ликер, Гену и эту жизнь в унитаз.
Но вместо этого она просто лежала, сложа руки на животе и жалела себя. Боже, как же тяжело жить на этом свете.
Гена подошел к ней, заглянул в лицо и удивился слезам Люды. Он никогда не видел ее плачущей. Это его взволновало. Он взялся руками за плечи Люды и спросил:
– Люсенька, ты чего? Что с тобой?
Люда открыла глаза и с презрением посмотрела на Гену.
– Уйди, Гена.
– Но почему? Куда? Что случилось?
– Я не могу тебя видеть. Не хочу.
– Как это понимать вообще? – Гену злили слова Люды.
Люда села на кровати, вытерла слезы и ответила громко, почти криком:
– Ненавижу бардак! Во что ты превратил квартиру, пока меня не было? Ненавижу, что ты никогда за собой не убираешь. Даже иногда забываешь смывать! Ненавижу твою неряшливость! Твои эти пальцы, которыми ты сначала в носу ковыряешься, а потом обнимаешь меня. Ненавижу все это! Ненавижу, когда ты пачкаешь зеркало в ванне и не закрываешь тюбик от зубной пасты. Ненавижу, когда ты что-то проливаешь и вытираешь это носком. А потом ходишь по дому и разносишь это по всей квартире! Ненавижу твое свинство! Ты свинья! Свинья!
Гена обалдел. Он даже и не думал, что своим существованием может кому-либо так вредить. Да не кому-то, а любимой женщине. Он всегда так жил, и всем было все равно до его чистоплотности. Он даже никогда не замечал бардака, который производил. Он огорчился своей свиноподобности.
– А что же ты раньше то не сказала, что тебя это так бесит? – язвительно спросил он.
Люда закрыла лицо руками и заплакала сильнее.
– Я не знаю, не знаю! – говорила она сквозь слезы, – я боялась быть пилой! Боялась быть занудой и плохой. Но это же невозможно так жить.
Гена попытался обнять Люду, но она его оттолкнула.
– Блин, я и не думал, что
