его к стене, как картину. А затем… Джулиан махнул рукой, и этот рой обрушился на Коула.
Все, что он успел, – это закрыться подносом, пригнувшись. Врожденные инстинкты его не подводили, но их, не отточенных в настоящем бою, было мало. Неопытный охотник не мог справиться с тем, что Джулиан сделал дальше: подняв в воздух еще с десяток столовых приборов, он проделал с ними тот же самый трюк. Вилки, ножи и ложки превратились в смертельные пули. Острые, они налетели на Коула и принялись биться о поднос до тех пор, пока не пробили его.
Несколько шипов вонзилось в Коула, усеяв его руку до самой шеи, и он упал.
– Коул!
Я не узнала собственный крик, но именно он помог мне освободиться, хотя бы отчасти. Коул перевернулся на бок, зажимая ладонью раны, откуда на серый свитер хлестала кровь. Он рычал, кусая себе губы, но, превозмогая боль, поднялся на ноги.
– Признаюсь, немногим удается впечатлить меня два раза подряд, – поаплодировал ему Джулиан громко и театрально. – Однако день выдался очень трудным, и сегодня я планировал лечь спать пораньше. Давай заканчивать с этим, ладно?
Джулиан взял в руки бильярдный кий и, разломав его пополам об колено, двинулся к Коулу, едва держащемуся на ногах.
«Если хочешь спасти своего lockig[5] мальчишку, возомнившего себя атташе, то повторяй за мной».
Я узнала этот голос. Раньше в мою голову проникал лишь Джулиан, но сейчас со мной говорил не он. Этот голос был мелодичным и урчащим. Он шептал, и в этом была его сила. А еще он говорил с напускным немецким акцентом, режущим слух.
«Важно не то, что ты говоришь. Важно то, как ты это делаешь. Я покажу тебе».
И, закрыв глаза, я позволила голосу руководить моими устами, вторя тому шепоту, что окружил меня, как туман.
«Клетка и замок. Дай мне ключ в обмен на то, что сердце вырву в срок…»
– Клетка и замок, – в унисон прошептала я. – Дай мне ключ в обмен на то, что сердце вырву в срок…
«Я кровь свою пролью, но в клетку жертву заточу. Пожар внутри меня горит – ярость пол весь красным окропит».
– Я кровь свою пролью…
Боль, прошившая виски, показалась мне невыносимой. Раскаленная игла, пронзившая лоб. С трудом, но я стерпела. Шепот обручем сдавил черепную коробку. Внутри нее он выжигал все, что только встречал на своем пути. Отчаяние. Чувство беззащитности. Здравомыслие. Шепот был свирепым, диким и темным. А еще он был утешительным, как надежда, и с медным привкусом, как кровь.
– Одри?..
Шепот и магия текли из меня, разрушая цепи, наложенные Джулианом. И текли они буквально – мой нос закровоточил.
– Одри, что ты делаешь? – услышала я голос Джулиана будто издалека.
Шепот, в котором утонули все прочие звуки, царапал меня изнутри. Я почувствовала вязкий жар, растекшийся вокруг линии рта: крови становилось все больше. Стерев ее с губ, я размазала ее между пальцами.
Lockig (
