ворочая на сковороде подрумяненное филе. Я закусила губу, уткнувшись в разделочную доску.
– Вы переехали из Северной Каролины, верно?
– Верно. Нас растила бабушка, – сказал Гидеон, заправляя салат. – Коул хотел работать в полиции, а я просто хотел быть рядом, как и положено семье. У тебя ведь есть семья?
Я тряхнула головой, фокусируясь, и снова взялась за резку овощей.
– Нет, я сирота.
Гидеон замер, но, быстро преодолев неловкость, возвратился к готовке.
– Поставь вот этот противень в духовку, – велел он мне. – Я сейчас вернусь.
Я кивнула, послушно оборачивая противень фольгой и засовывая внутрь. Гидеон покинул меня как никогда вовремя: отчего-то мне нестерпимо захотелось плакать – крайне нечастое явление у ведьмы, привыкшей к лишениям и отшельничеству. Я невольно вспомнила праздничные ужины, которые мы готовили всем ковеном на одной кухне, и своего отца, доброго, сильного и честного, с голубыми глазами и густой темной бородой. Он учил меня готовить бисквитный торт, а всего через год умер. На тот момент Ноа было всего пару месяцев от роду. Магия отца увяла, как цветок, что случается с каждым ведьмаком и ведьмой, когда тем переваливает за три сотни лет. Валентин Эбигнейл. Вряд ли он бы стал тогда учить меня готовить бисквит, если бы знал правду.
Прошло больше пяти минут, когда я заподозрила неладное. Оглянувшись на шорох в коридоре, где Коул сбросил наши сумки, я протерла руки полотенцем и выглянула из кухни.
Гидеон расстегнул молнию на моем рюкзаке и, роясь в нем, почти вытянул на свет гримуар.
– Что ты делаешь?! – воскликнула я, вырывая у него из рук рюкзак и прижимая к себе.
Гидеон растерянно заморгал, выпрямляясь, и невозмутимо пожал плечами.
– Я просто хотел отнести ваши вещи наверх.
– Нет, ты в них копался! – воскликнула я, разгневанная.
– Что? Одри, тебе показалось… Штрудель свалил рюкзак, и все высыпалось. Молния разъехалась…
Я не успела распалиться, яростно доказывая вину Гидеона, как дверь отворилась, впуская внутрь дома грязного Коула с не менее грязной собакой на руках. Оба были облеплены сухими листьями, застрявшими даже в волосах, но выглядели абсолютно счастливыми.
– Как ты можешь держать Бакса в такой холод на улице?! – ужаснулся Коул. – Сердце кровью обливается! Сегодня он ночует с нами.
Коул поставил довольного пса на пол и лишь после заметил, что в его отсутствие что-то пошло не так. Этого по-прежнему не признавал только Гидеон: с отстраненной улыбкой он смотрел то на меня, то на брата и действительно выглядел так, будто ничего не произошло. За все годы бегства я не встречала того, кто бы сравнился со мной в искусстве лжи, но, видя сейчас ледяное спокойствие в зеленых глазах и подвергая сомнению трезвость собственного рассудка, я вдруг поняла, что впервые встретила такого же лжеца, как я.
– Ты вернулся как раз вовремя. Ужин уже готов, – объявил Гидеон.
Скользкий
