упруги Гвиневер…
Так обыкновенно начинаются легенды об этом великом рыцаре, чья история наверняка известна многим достаточно хорошо, чтобы лишний раз к ней не возвращаться. О рыцаре, чье имя, наряду с именем жены короля Марка, златокудрой Изельде, давно стало нарицательным. И обозначают два этих имени, произнесенные вместе, одновременно несколько видов любви – и пьяняще-счастливую, и грустную неразделенную, и губительную для обоих.
Но здесь речь не об этом.
…Не раз король пытался избавиться от своего верного, но слишком могучего вассала, отправляя его свершать все новые и новые подвиги, однако доблестный рыцарь сокрушал все преграды, возвращаясь с победой. Да и много ли сыщется в мире такого, что не под силу тому, кто одолел черного дракона Морхальта и стал другом красного дракона Пендрагона!..
Так говорили о Марке и Тристраме. Так некогда говорили в древней Элладе о микенском ванакте Эврисфее и Геракле. Так, возможно, говорили о самом Артуре Пендрагоне и Ланселоте Озерном. Так могли бы сказать даже о римском диктаторе Сулле Счастливом и юном Гае Кесаре из рода Юлиев. Люди часто любят строить сомнительные аналогии, особенно когда для этого нет никаких оснований.
Но здесь речь, опять же, не об этом.
Здесь – о том, что обыкновенно сказителями упоминается с крайней неохотой и вскользь. О том, как и почему погиб славный Тристрам. Точнее, почему он был обречен погибнуть, ведь чья именно рука и в какое именно место нанесла удар – важно только для любителей совершенной исторической точности, а в легендах как раз ей-то и не место.
Итак, если мысленно перенестись немного назад, в год 524-й по христианскому летосчислению – пускай сей календарь и не в ходу у западных гэлов, ни тогда, ни теперь, – можно услышать нечто интересное. Конечно, если знать, где и как слушать…
Было их двое на этой земле, лишь двое – она и он.
Было их двое: она – во мгле, он – светом и тьмой рожден.
Мглистой прохладой ласкали глаза под темным златом бровей,
И если ее проливалась слеза – он кровью платил своей.
Но пока его не узнает она —
ее не узнает он.
И черная встала меж ними стена,
чье имя – Морхальт-дракон.
Было их двое на острове том, в броне, что темна как ночь.
И только один, человек иль дракон, уйдет невозбранно прочь.
Было их двое, остался – один. Весь в ранах и без меча,
Черной заре путь закрыл паладин, прогнавший из глаз печаль.
И тогда могла бы понять она,
зачем он ушел из тьмы.
Но кровавая взмыла над ними волна
артуровой войны.
Было их двое пред Круглым Столом, красный дракон Пендрагон —
И рыцарь, что спас Камелота престол, клыком кабана уязвлен.
Было их двое, вассал и король. Король – и чужой вассал.
Каждый из них отыграл свою роль, и полдень багряным стал.
Хоть другой ласкает тело ее,
она мыслью была лишь с ним.
Но напоено ядом седое копье —
и не жить уже вместе им.
Было их двое, король и вассал. И отдал король приказ:
«Белый саксонский дракон восстал и грозою идет на нас.»
На север уехал в далекий поход рыцарь из Лионесс…
Месяц прошел, и полгода, и год. И все не приходит весть.
Жены привычны своих ждать мужей,
а девы – своих женихов,
Неспешно ведя счет оставшихся дней
и свой защищая кров…
Было их двое, и белый дракон со стяга рычит на дождь.
Хенгист, что саксов наследовал трон, и Хорса, военный вождь.
Было их двое, драконьих детей, что вышли наперерез
Белому вестнику смерти своей, Тристану из Лионесс…
А старый дракон, что остался жить,
уж с югом войны не вел.
Лишь поклялся убийце за все отплатить,
и в зимнее небо ушел…
Слухи ходили от северных скал до ласковых южных морей,
Слухи о битве, в которой металл был мягче, чем крылья фей,
Оба ль они там конец свой нашли, или один – как узнать?
Или сошлись – и потом разошлись, властные сами решать?
Но она верила в лучший удел,
и год за годом ждала,
Что небо пришлет соловьиную трель,
и спрыгнет рыцарь с седла…
Слухи сказаньями стали потом, мифами, детской мечтой.
Каждый желает, чтоб звался «дракон» сраженный его рукой.
Каждый желает, чтоб любящий взгляд (пускай и чужой жены)
Встречал,
