януло фельрианцем. Мужчины этой расы пахли куда приятней, нежели земляне или богемцы, надо признать. Немного терпко, чуть кисловато, но не более. Еще от Эрделла тянуло мясом, которое он, наверняка, ел за завтраком, и немного ванилью.
– Не надо меня защищать! – возмутилась я. – Сама справлюсь.
– Ну вот уж это я сам решу! – рыкнул Форенс. – Вы действуйте как интуитка, а я буду действовать как мужчина… Это мое право!
Наши лица оказались совсем близко. Эрделл тяжело втянул воздух, повел плечом и усмехнулся.
– Какая ты…
– Не о том думаете! – возмутилась я.
– Правильно я думаю! – снова перешел он на рычание.
И в эту минуту за окном взорвалась самодельная силовая бомба, начиненная, к тому же, шрапнелью. Сама по себе шрапнель никогда не пробила бы сверхпрочное стекло из аннадарского кварца, добытого на одной захолустной планете содружества. Но вот силовой взрыв… Он мог разрушить даже такую твердыню.
Я прямо слышала, как гнется стекло, как трещинки – тыц-тыц-тыц – ползут по его поверхности. Тихо так, зловеще, нагнетающе…
Одна за другой, одна за другой.
Рассыпаются по ровной поверхности паутиной.
Затем наступила ожидаемая кульминация. Раздался хлопок, осколки полетели дождем, осыпались на нас, покрывая пол сверхпрочными остатками окна. В лучах солнца, что снопами разлетелись по полу, они заискрили так, что глазам стало больно.
И следом нас накрыла шрапнель.
Осыпалась, ударяясь о паркет из дерева-камня. Застучала, будто планировала войти, но ее не пускали. Металлические шарики скакали вокруг, словно заведенные. Жар накрыл нас, стало душно. Я жадно хватала воздух, а Эрделл вдруг набрал побольше в грудь и вдохнул мне в губы. Стало легче. Но лишь на секунду. Потому что этот гад меня поцеловал.
Вначале казалось – он и не собирается. Нет, даже не думает и не планирует.
А затем вдруг Эрделл впился губами в мои губы, втянул воздух и прижался… Горячий, взвинченный, словно курок взведенный до упора за секунду до выстрела…
Я уперлась руками в грудь Форенса, совершенно не думая, что он вообще-то еще и закрывает меня от всего нехорошего из окна. Но в тот момент я желала лишь одного – чтобы он прекратил меня целовать. Страстно желала, отчаянно. Потому что еще немного… и мне было бы плевать, что я этого не приемлю и не хочу. Слишком стало сладко. Слишком быстро волны эйфории растекались по телу, и желание Эрделла было так приятно… Так упоительно… Я отлично чувствовала его, потому что Форенс прижался нижней частью тела, совершенно не смущаясь своего состояния.
Он меня хочет… От этой мысли я почти забыла, что мы под атакой.
Даже стук шрапнели вокруг стих. Я будто погрузилась в ватную, сладкую тишину, какую-то совершенно нелепую и неуместную сейчас эйфорию от близости адмирала.
Боже! Нет! Только не это! Я не хочу! Мне это совершенно не нужно! Мысли бились как птицы в клетке.
Я изо всех сил толкнула Эрделла, и он подчинился.
– Да вы еще более озабоченный женщинами, чем я думала… – почти прошипела я.
– Одной женщиной, – согласился он. – Давно и сильно озабоченный.
У меня резко не осталось слов. Вдруг и совершенно неожиданно. Так что я только хлопала глазами, а Эрделл и не думал смущаться. Ухмылялся, вот что он делал.
Хотя я была уверена, что ему досталось и стеклами, и шрапнелью.
Специальный бронекостюм адмирала защищал от большинства опасностей, включая взрывы и выстрелы. Но на голове, лице, руках и шее защиты ведь не было.
И все-таки непохоже, чтобы Эрделл думал о чем-то, кроме меня.
Вот они, мужики! Ранен, расцарапан, возможно, слегка побит, но все бы ему с женщиной замутить…
От этих мыслей в крови бурлили пузырьки восхищения, радости, упоения… Он так хочет меня, что даже про травмы не думает!
Этот гадкий, соблазнительный фельрианец! Которого я терпеть не могла! Но терпела! Который мне совершенно не нравился, но очень даже нравился, как выясняется.
Которого я не хотела видеть даже близко, но хотела…
Еще как хотела…
До спазмов везде, где надо, до жара, который прокатывался по телу туда-сюда, до желания прижаться, прильнуть, обнять…
Светопредставление закончилось так же резко, как и началось.
Эдрелл поднялся, стряхнул с головы металл и стекла.
Боже! Он выглядел таким… сильным, мужественным, привлекательным.
