таких как Петер Слотердайк, Ганс Магнус Энценбергер, Аксель Хоннет и не всегда политкорректный австриец Петер Хандке.
Резкое обеднение европейских интеллектуальных и художественных ресурсов было ускорено деградацией национальных языков под влиянием английского и массовой англосаксонской культуры. Мы предпочитаем замалчивать это явление, так как оно затрагивает характер наших трансатлантических связей и угрожает самой сущности Европы, а именно ее культурному и лингвистическому разнообразию, в котором она черпала свои жизненные силы начиная с эпохи Возрождения.
На протяжении целого поколения ухудшение состояния национальных языков, изменения в грамматике и синтаксисе, вторжение англосаксонских терминов являются столь же впечатляющими, сколь и коварными. Растущее использование плохого английского языка постепенно ведет к атрофии европейских языков, а неспособность образовательных систем качественно преподавать детям младших классов их родные языки лишь ухудшит положение вещей, так как требования к ученикам постоянно снижаются ради достижения усредненных стандартов.
Повсеместное внедрение Болонской системы, задуманной с целью обеспечения совместимости стандартов и единообразия качества в образовании, а также введение учебных программ и академических званий, заимствованных у американских университетов ради гармонизации высшего образования в Европе, также способствовали превращению университетов – изначально центров критического и свободного мышления – в фабрики по производству академического полуфабриката по системе Тейлора[4]. Знания, как и армии, были стандартизованы, чтобы стать «взаимосовместимыми». «Фордизация» умов и их систематическое переформатирование основывались на несметном количестве моделей управления и англосаксонской одержимости иерархией. Отныне творчество измеряется количеством статей, опубликованных в англоязычных журналах, скроенных по одному лекалу. Нестандартное мышление стало настоящей проблемой в европейских университетах.
В коридорах знаменитого здания Берлемон (штаб-квартиры Евросоюза в Брюсселе) или в Европарламенте в Страсбурге не осталось и следа от былого размаха европейской мысли, страсти к дебатам, культа идей – всего, что некогда составляло визитную карточку континента. Теперь, проходя воскресным утром по пустынному Европейскому кварталу Брюсселя, сразу ощущаешь царящий там вакуум, в то время как в соседних кварталах бурлит жизнь.
Тем более разителен контраст с США, где вся творческая энергия всегда успешно направлялась на то, чтобы создавать и обогащать свой идеал свободы и личных достижений граждан. Европа не может предложить ничего равнозначного, несмотря на свое блистательное прошлое. Франшиза произведений искусства из Лувра или Британского музея в музеи Абу-Даби может ненадолго добавить некоторого престижа и несколько миллионов евро, но это отнюдь не великое достижение. Напротив,
Система Тейлора (тейлоризм, замена человека машинами) – разработанная в начале XX века теория управления и научной организации труда. Ее автор, Фредерик Уинслоу Тейлор, наблюдал за деятельностью фабрично-заводских рабочих и сформулировал приемы повышения экономической эффективности и производительности труда на капиталистическом предприятии.
