атомного оружия география не теряет своей важности. Как подмечает Моргентау, малые и средние государства, подобные Израилю, Великобритании, Франции, Ирану, не способны перенести такой же уровень поражения, как государства континентального масштаба типа США, России или Китая; следовательно, ядерным угрозам первых явно недостает вескости. Это значит, чтобы выжить, такое вот окруженное недругами небольшое государство вроде Израиля должно быть либо чрезвычайно пассивным, либо же в высшей степени агрессивным. И дело тут в основном в географии.[70]
Однако принимать в расчет рельефную карту со всеми ее горными грядами и населением совсем не значит видеть мир как неизменно управляемый этническими и религиозными различиями, которые не поддаются глобализации. Все тут намного сложнее. Сама по себе глобализация способствовала возрождению местного патриотизма и местных особенностей, которые во многих случаях строятся на различиях в этническом и религиозном сознании, привязанных к определенным ландшафтам. Следовательно, их лучше всего объяснять, обращаясь к карте рельефа местности. Это происходит из-за того, что действие массовых коммуникаций и экономической интеграции ослабили могущество многих государств, включая и те, которые вопреки диктату географии были задуманы искусственно. Тем самым эти государства стали уязвимы в некоторых критических областях под воздействием смятенного и неустойчивого мира. Именно благодаря новым коммуникационным технологиям произошло усиление панисламистских настроений по всей афро-азиатской дуге влияния ислама, в то время как отдельные мусульманские государства и так испытывают мощнейшее давление исламистов изнутри.
Возьмем, например, Ирак и Пакистан, которые с точки зрения географии можно охарактеризовать как самые нелогичные государства в пространстве от Средиземного моря до Индийского субконтинента, даже если ввиду рельефа местности самым слабым государством в мире признается, без сомнений, Афганистан. Да, Ирак рухнул из-за американского вторжения. Однако можно заявить, что тирания Саддама Хусейна (которую я лично почувствовал в 1980-х гг. и которая, без всякого сомнения, была ужаснейшей во всем арабском мире) определялась географией. Ведь каждый диктатор Ирака, начиная с самого первого военного переворота 1958 г., неизбежно был вынужден прибегать ко все более жестким репрессиям в стране, где при отсутствии естественных границ проживают курды, сунниты и шииты, всегда отличавшиеся крайними проявлениями этнического и религиозного самосознания.
Я прекрасно понимаю, что в аргументации такого рода очень важно не заходить слишком далеко. Без сомнения, горы, отделяющие Курдистан от остальной территории Ирака, и деление равнинной Месопотамии между суннитами в центре и шиитами на юге могли гораздо больше повлиять на развитие событий, чем стремление к демократии. Однако никто не может знать будущего, и возможность существования относительно
