значит, что писатели задерживают внимание своих гипотетических собеседников на отдельных словах и выражениях, речениях и присловьях, новой лексике и архаизмах. Можно сказать, они организуют нам очную ставку с тем, что асимметрично, угловато и выпадает из русла привычного разговора. Однако интерес к живой пульсирующей речи вовсе не такая уж новость. Русской литературе он всегда был свойствен и привычен. Скорее прежде читатели просто не обращали внимания на непосредственный интерес писателя к языку.
Вглядываясь в IV том «Войны и мира» Льва Толстого, где речь идет о 1812 годе и событиях Бородинского сражения, поражаешься тому, до какой степени автору интересна игра с языком, как любопытны ему различные языковые стили, смены регистров в диалогах, столкновения русского с французским. Это подчеркивали многие критики, в особенности Б. Эйхенбаум, считавший, что Толстой смешивает повествовательные и толковательные жанры, потому что в художественном отношении он не удовлетворен прежними формами и постоянно ищет новых[33].
C событиями, развернувшимися в 1812 году в Бородине, большинство соотечественников знакомо именно по роману Л. Н. Толстого «Война и мир», четвертый том которого исключительно им и посвящен (канун и дни «до и после» Бородинского сражения). Об этом написано немало книг и исследований – как о творческой биографии писателя, так и том, что им создано. Широко известно, что писатель сам перевел многочисленные «французские» вкрапления в романе на русский язык и сделал это в тот момент, когда решил изменить первоначальную структуру книги, превратив шесть томов в четыре.
Предлагая разговор о дискурсивном анализе одного послания Наполеона из IV тома романа Толстого, остановимся сначала на определении дискурса. Слово это имеет различные толкования, но в последнее время его используют для обозначения того, с чего начался разговор, – с живой, пульсирующей речи, с речи, погруженной в жизнь. В «Лингвистическом словаре» дискурс определяется как связный текст в совокупности с экстралингвистическими, психологическими и другими факторами; «текст, взятый в событийном аспекте».
Открывая IV том своей эпопеи о «Войне и мире», русский классик сразу погружает читателя в определенную языковую среду, где, как он выражается, происходит «трубение придворных трутней». Столь выразительная метафора при всем своем лаконизме имеет характерный признак стиля Л. Толстого[34]: повторение (дважды) понравившегося ему слога, слова или выражения. В данном случае мы имеем дело с повторяющимся слогом – тру-тру, а значит, своего рода звукописью, расшифровывающей смысл слова «трубение», неологизма Толстого. В словаре В. Даля есть «трубить», одно из значений которого – «трезвонить, разглашать шум: кто во что горазд, тот в то и трубит»; но есть также слово «трубенка» – пчеловодство, рой из улья, последний рой.
В пресловутом салоне Анны Павловны Шерер читается вслух письмо «преосвященного» (титул епископа), написанное при посылке государю
Цит. по:
