– правых или левых? Я фундаменталист или социалист? Ни то ни другое! Идеи какого политического течения мне близки? Никакого! Связан ли я с какой-нибудь политической организацией в университете или вне его? Нет, не связан.
Воцарилось молчание. Мать, демонстрируя расположение, в знак одобрения приподняла брови. А отец некоторое время что-то задумчиво рассматривал на экране светлыми, как у Джанан, глазами цвета меда; казалось, его мысли блуждают где-то очень далеко; затем он повернулся ко мне, очевидно приняв какое-то решение.
Джанан ушла из дома, пропала, сказал он. Ну, может, не то чтобы пропала. Раз в два-три дня она звонит откуда-то издалека, судя по помехам на телефонной линии, и просит не беспокоиться о ней, говорит, что с ней все в порядке, и, не обращая внимания на вопросы отца и мольбы матери, отказывается что-либо объяснять – просто вешает трубку. Поэтому они убеждены, что их дочь попала в лапы какой-то политической организации. Они собирались заявить в полицию, но передумали. Они всегда доверяли здравому смыслу Джанан и были убеждены, что она сумеет выбраться из любых неприятностей. А мать, все это время пристально изучавшая меня с головы до ног – от цвета волос до отцовского пальто, которое я повесил на спинку одного из кресел, – жалобным голосом умоляла меня рассказать все, что могло хоть как-то прояснить ситуацию.
Я был растерян. Я заверил мадам, что у меня нет никаких предположений. Некоторое время мы задумчиво смотрели на стол, на тарелку с пирожками и морковный салат. Красивый брат, который постоянно то выходил, то входил, извинился и сказал, что не смог найти моего задания. Я намекнул им, что сам наверняка найду тетрадь в комнате Джанан, но они намек не поняли и ограничились тем, что не слишком настойчиво пригласили занять пустовавшее место за столом. Но я был гордым влюбленным, я отказался. Уже выходя из комнаты, я пожалел об этом, заметив на пианино фотографию в рамке. На ней была изображена девятилетняя Джанан с косичками, рядом стояли родители; она была одета в костюм ангелочка с маленькими крыльями, западного ангелочка, с немного грустным детским взглядом и легкой улыбкой на губах. Волосы, думаю, ей заплели перед выступлением в школьном спектакле.
Какой холодной и враждебной казалась ночь, какими безжалостными выглядели темные улицы! Я понимал жавшихся друг к другу бездомных собак, сбившихся в стаи. Дома я с нежностью разбудил маму, заснувшую перед телевизором, прижался к ее бледной шее, почувствовал ее запах – и попросил обнять меня. Но позже, закрывшись в комнате, я вновь почувствовал, что настоящая жизнь начнется совсем скоро.
Той ночью я читал книгу. Читал, опять покорившись ей, читал, испытывая уважение и мечтая, чтобы она забрала меня. Я грезил новыми странами, новыми людьми, я видел океаны огня и моря тьмы, лиловые деревья и алые горы. А потом, словно после весеннего дождя, выходило солнце, грязные дома с мертвыми окнами и отвратительные улицы внезапно расступались передо мной, и тут, озаренная белоснежным светом, передо
